Книги Классика Антон Чехов Дуэль страница 32

Изменить размер шрифта - +
У лягушки, вероятно, какой-нибудь изъян в цветовой окраске, иначе бы он не увидел ее, и так далее. Твой зверь сокрушает только слабых, неискусных, неосторожных – одним словом, имеющих недостатки, которые природа не находит нужным передавать в потомство. Остаются в живых только более ловкие, осторожные, сильные и развитые. Таким образом, твой зверек, сам того не подозревая, служит великим целям усовершенствования.

 

– Да, да, да… Кстати, брат, – сказал Самойленко развязно, – дай-ка мне взаймы рублей сто.

 

– Хорошо. Между насекомоядными попадаются очень интересные субъекты. Например, крот. Про него говорят, что он полезен, так как истребляет вредных насекомых. Рассказывают, что будто какой-то немец прислал императору Вильгельму Первому шубу из кротовых шкурок и будто император приказал сделать ему выговор за то, что он истребил такое множество полезных животных. А между тем крот в жестокости нисколько не уступит твоему зверьку и к тому же очень вреден, так как страшно портит луга.

 

Фон Корен отпер шкатулку и достал оттуда сторублевую бумажку.

 

– У крота сильная грудная клетка, как у летучей мыши, – продолжал он, запирая шкатулку, – страшно развитые кости и мышцы, необыкновенное вооружение рта. Если бы он имел размеры слона, то был бы всесокрушающим, непобедимым животным. Интересно, когда два крота встречаются под землей, то они оба, точно сговорившись, начинают рыть площадку; эта площадка нужна им для того, чтобы удобнее было сражаться. Сделав ее, они вступают в жестокий бой и дерутся до тех пор, пока не падает слабейший. Возьми же сто рублей, – сказал фон Корен, понизив тон, – но с условием, что ты берешь не для Лаевского.

 

– А хоть бы и для Лаевского! – вспыхнул Самойленко. – Тебе какое дело?

 

– Для Лаевского я не могу дать. Я знаю, ты любишь давать взаймы. Ты дал бы и разбойнику Кериму, если бы он попросил у тебя, но, извини, помогать тебе в этом направлении я не могу.

 

– Да, я прошу для Лаевского! – сказал Самойленко, вставая и размахивая правой рукой. – Да! Для Лаевского! И никакой ни черт, ни дьявол не имеет права учить меня, как я должен распоряжаться своими деньгами. Вам не угодно дать? Нет?

 

Дьякон захохотал.

 

– Ты не кипятись, а рассуждай, – сказал зоолог. – Благодетельствовать господину Лаевскому так же неумно, по-моему, как поливать сорную траву или прикармливать саранчу.

 

– А по-моему, мы обязаны помогать нашим ближним! – крикнул Самойленко.

 

– В таком случае помоги вот этому голодному турку, что лежит под забором! Он работник и нужнее, полезнее твоего Лаевского. Отдай ему эти сто рублей. Или пожертвуй мне сто рублей на экспедицию!

 

– Ты дашь или нет, я тебя спрашиваю?

 

– Ты скажи откровенно: на что ему нужны деньги?

 

– Это не секрет. Ему нужно в субботу в Петербург ехать.

 

– Вот как! – сказал протяжно фон Корен. – Ага… Понимаем. А она с ним поедет или как?

 

– Она пока здесь остается. Он устроит в Петербурге свои дела и пришлет ей денег, тогда и она поедет.

 

– Ловко!.. – сказал зоолог и засмеялся коротким теноровым смехом. – Ловко! Умно придумано.

 

Он быстро подошел к Самойленку и, став лицом к лицу, глядя ему в глаза, спросил:

 

– Ты говори откровенно: он разлюбил? Да? Говори: разлюбил? Да?

 

– Да, – выговорил Самойленко и вспотел.

Быстрый переход