— В Москве ночью обидеть могут.

— Я сама кого хочешь обидеть могу, при оружии.

— Очень страшно, вас же этой газовой хлопушкой и прихлопнут.

В машине у Николы, как она сразу его окрестила, играла ее любимая музыка, и сам он показался что надо — взрослый и сильный, бицепсы как ее голова. Не то что у первого мужа: строил из себя крутого, а на физкультуру вообще не ходил, только перед зеркалом Шварценеггера изображал. Встанет, надуется, плечи расправит, а они у него куриные. Поэтому, когда разбегаться стали, он ни чемодан, ни сумку со своими шмотками поднять не мог. Пришлось помощь просить — чемодан местные алкаши за бутылку, а сумку вместе за две ручки через весь двор тащили. Он в соседнем доме жил. Стыдобуха была, жутяра просто!

Так вот, после того ночного знакомства они с Николой встретились разок-другой. Он такой надежный, уверенный в себе, хорошо зарабатывал, охранником у какого-то бизнесмена служил, тот его после армии взял и никак отпускать не хотел, хоть у Николы и специальность неплохая — пилот и механик, в самолетах отлично разбирался, столько мест предлагали! Опять же, не то что первый, только устроится куда — через месяц увольняют. Вечно без денег! Николай, правда, сразу сказал, что машина не его, а фирмы, но скоро достанется ему, и не соврал. Никогда не хвастался и без дела не выступал. Вел себя солидно, сдержанно, к ней не приставал, как некоторые, наоборот, всячески оберегал. И только когда она шампанского наклюкалась и сама настаивать стала, остался на ночь, а потом и вовсе к ней переехал. И Стасик к нему сразу расположился: «дядя Коля, дядя Коля». Да только виделись они редко. Бабушка внука от себя не отпускала, то в спортивную секцию его водила, то на каток, то в школу — в общем, Стасику было не до отчима, хоть он к ним и тянулся: с бабушкой скучно, а у них всегда весело, друзья, тусовки. Зойка по жизни любила веселиться, была заводная, вечно что-нибудь придумывала, не сидела на одном месте. Когда в институте училась, школу танцев посещать стала: польки, тустепы, вальсы, даже кадриль научилась танцевать. А вот стирки, готовки, уборки — все это терпеть не могла. Николай, наоборот, любил семью, уединение, друга своего единственного Андрюшу, а также порядок и аккуратность во всем. Сначала он как бы не врубился, что в доме кавардак, поесть нечего, чистую рубашку, майку днем с огнем не найти. Потом, скрепя сердце, постепенно втянулся и сам стал белье в прачечную носить, пыль вытирать и яичницу жарить. Только продукты никак не успевал покупать. Времени не хватало — работал допоздна. Вот и сегодня позвонил Зойке, попросил чего-нибудь подкупить. Она все подряд с полок в супермаркете в корзину покидала, он вечером разберется, что-нибудь приготовит, — и так пусть скажет спасибо, тянуть тяжеленную сумку неохота.

А тут эти журналисты с телевидения пристали. Может, и правда в Турцию отправят? Вон девчонка в программе «За стеклом» квартиру выиграла, а в море покупаться тоже неплохо. Николе записку настрочит, а маме позвонить можно прямо из аэропорта.

— А мама вас отпустит? — засомневался журналист, присматриваясь к Зойке уже не через объектив камеры.

— Я что, на мамину дочку похожа? — кокетничая, Зойка наклонила головку.

Парень окинул ее оценивающим взглядом.

Белокурая, худенькая, невысокого роста, она походила на школьницу. Только морщинки на лбу, прикрытые озорной челкой, да глубокая складка возле губок бантиком выдавали в ней молоденькую женщину, а капризно вздернутый носик добавлял портрету характер. Поверить, что она уже второй раз замужем и что сын скоро перегонит ее в росте, даже опытному журналисту было трудновато.

— Ну так что, Синдбад-мореход, вперед? Где ваше плавсредство или до моего дома пешком тащиться будем? — Зойка скосила глаза на тяжелую сумку, мирно покоившуюся на асфальте, и подумала, что Николаю сегодня придется ужинать в одиночку.