|
Подзаголовок «Роман-миссия» говорит сам за себя. Первая часть ― «Путь Кассандры», вторая ― «Паломничество Ланселота», третья, думаю, будет называться «Подвиг Карлсона», потому что Вознесенская, кажется, задалась целью включить в свое повествование всех мифологических героев мировой классики вплоть до бравого солдата Швейка; получился, конечно, чистый Пепперштейн, но с невыносимым трагическим надрывом. Антихрист в романе ведет долгие философские беседы со своими адептами, все время рассказывая о том, какой он гнусный. Имеется также клонирование. На фоне всей этой толкиенистики, оккультятины и мелкой окрошки из рыцарей Круглого стола Библия и непрерывные упоминания Креста выглядят некоторой экзотикой, но коль скоро Юлия Вознесенская мыслит свой роман-миссию как венец духовного опыта человечества, хочется надеяться, что в следующих томах не будут обойдены буддисты, тотемисты и адвентисты седьмого дня.
Однако романный цикл Вознесенской ― перл сложности и оригинальности на фоне нового романа прозаика, драматурга и телеинтервьюера Андрея Максимова «Сны о Лилит», которым только что выстрелила «Олма». Сквозной персонаж Максимова, комиссар Гард, на сей раз заброшен в будущее, где пытается разобраться в теологических вопросах. Его направляет в духовном поиске отец Петр, изрекающий, например, такие максимы: «Священник ― слуга Господа. Главное его служение: помочь людям лучше понять Бога. Все основные религии говорили, по сути, об одном… Вера и знания лежат в разных областях. Бог непознаваем, но ощущаем». И еще ― о том, что дьявола нет, его придумывали, чтобы было на кого списывать «свои неблагие поступки». Все это, конечно, довольно печально ― тем более что в сочинениях почвенников и охранителей священники призывают к мести и гневу, в либеральной прозе учат любви и толерантности, а в приключенческой пересказывают отдельные серии «Суперкниги», дабы читатель не напрягался. Автор этих строк отлично понимает, что сегодня в самом деле трудно придумать нескомпрометированный персонаж для трансляции собственных мыслей ― и сам несколько раз прибегал для такой трансляции к монахам, священникам и богоискателям. Поиск веры сегодня ― наиболее почтенное занятие, ибо знание, кажется, доказало свою безнадежную ограниченность. Мораль и сама любовь сделались понятиями столь размытыми, что каждый вдувает в них произвольное содержание, в большинстве случаев отделываясь общими словами. Но ведь литература ― не более чем зеркало реальности. Стало быть, и в нынешней нашей жизни роль Церкви сводится к такой же трансляции общих мест, потому что любая конкретика губительна? Тогда все грустно. Но, может быть, человек просто понял наконец, что не все на свете от него зависит, ― и вместо поиска бесчисленных ответов пора положиться на бесконечное милосердие Божие? Тогда все нормально.
Мертвые слова, или Ад вручную (Поэтика русской попсы как зеркало эпохи)
К текстам попсовых песен не принято прислушиваться, а жаль. Попса откровеннее большого искусства: авторская личность в ней не затмевает реальности. Настоящее транслируется как оно есть. Это верно, что топ-исполнители и топлес-исполнительницы всех времен поют примерно об одном и том же ― по исчерпывающей формулировке Валерия Попова, «без тебя бя-бя-бя». Но поют они об этом во всякое время по-своему. Советская попса заботилась о качестве текстов, в сочинении которых отметились ― и для заработка, и для литературного эксперимента ― серьезные люди, включая ведущих шестидесятников. Раннеперестроечная эстрада многому училась у рока, эксплуатируя социальность и перенимая протестность: так возник феномен Талькова. Окончательный раскол общества хронологически совпал с появлением суперхита «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани». |
