Брейд с трудом откашлялся.

— Тогда я вызвал нашего химика, — продолжал Доэни. — Знаете, проф, у нас в полиции тоже есть химики. Он все осмотрел и решил, что, похоже, вы брали пробу на цианид. Он захватил к нам в лабораторию одну из ваших баночек и сказал, что в ней ацетат. Так вот, теперь скажите, профессор, что вы делали в лаборатории?

Выхода не было. Спокойно, ровным голосом Брейд рассказал Доэни, чем он занимался в четверг, рассказал про колбу с цианидом, про ее близнецов — колбы с ацетатом — и про метод работы Ральфа.

— И все это вы от нас скрыли? — спросил Доэни.

— К сожалению.

— Побоялись впутываться в дело об убийстве?

— Если вы имеете в виду, что я боялся оказаться заподозренным в убийстве, — да, боялся.

— Ну так вы себе только напортили. Теперь ваше поведение покажется еще подозрительнее.

— Почему? — с горячностью спросил Брейд. — Ведь будь я убийцей, мне не к чему было бы проверять колбы. Я бы и так все знал.

— Но если вы не убийца, зачем вам понадобилось скрытничать? Вот что насторожит присяжных. Понимаете, раз вы с самого начала что-то утаили, они и насчет того, зачем вы оставались в лаборатории, начнут сомневаться. Может, вы говорите правду, а может и нет.

— Могу поклясться.

— Приберегите свои клятвы для присяжных, если дело дойдет до суда. — Он снова стряхнул пепел и сказал: — Вся штука в том, что вы-то сразу заподозрили здесь убийство.

— Убийство или самоубийство.

— Самоубийство?

— Вы же сами говорили, что это возможно. Во всяком случае, до меня дошли слухи, что вы расспрашивали на факультете, какое у Ральфа было настроение перед тем, как случилось несчастье.

— Интересно, кто это вам сказал?

— Какая разница?

— Да никакой. Просто хотел узнать, не скажете ли, кто. Конечно, я расспрашивал, всегда предполагаешь любую возможность. Но самому мне в это не верится. Самоубийцы обычно оставляют записку.

— Ну, закона такого нет.

— Факт, но обычно пишут. Понимаете, ведь самоубийце, как правило, жаль себя. Он рассуждает так — вот он умрет и отравит настроение всем, кто ему при жизни досаждал. Те начнут думать, как бы они теперь себя вели, останься он жив. Такие мысли вроде как бы поддерживают в нем запал, пока он готовится отправиться на тот свет. Ему, понимаете, приятно, что он всем насолит. И между прочим, самоубийца всегда оставляет записку именно тем, кому будет поганее всего — жене или матери. Если же самоубийца не оставляет записки, значит он уверен, что все, кто нужно, пострадают и без его указаний. Но самоубийцы редко пускают дело на самотек. Лично я ни разу не сталкивался с самоубийством без записки или каких-нибудь других следов. Что же касается вашего парнишки, так тут не только нет записки, но если он и впрямь покончил собой, то, видать, немало приложил сил, чтобы его самоубийство выглядело как несчастный случай. Вы согласны, проф?

Брейд охотно согласился:

— Конечно.

— Некоторые самоубийцы так делают. Например, ради страховки. Но ведь парень не был застрахован. Или ради семьи, чтоб на нее не пало пятно из-за религиозных соображений. Но ведь у вашего ученика одна мать, и ни он, ни она с церковью не слишком считались. Я по всякому пытался это объяснить — ничего не выходит.