Старик поник главой, седые волосы пали ему на лицо. Мы сидели на камнях у костра. В роще неподалеку для королевского удобства раскинули шатер, поскольку в этой северной глуши никаких поместий не водилось и укрыться от непогоды ему было негде. А все мы спали снаружи на холоде.

— Погоди, дурак, вот окажемся мы под крышей моей второй дочери, — сказал Лир. — Регана всегда была ласковой — она в благодарности своей не будет так груба.

Распекать старика дальше мне уже совесть не позволяла. Ожидать от Реганы доброты — это песнь надежды в тональности безумия. Всегда была ласкова? Это вряд ли.

Проведя неделю в замке, я однажды застал юных Регану и Гонерилью в одной королевской светлице. Они дразнили малютку Корделию, перебрасывая ей через голову котенка, к которому она очень привязалась.

— Эй, лови киску, — говорила Регана. — Только осторожней, а то в окно вылетит. — И замахивалась ошарашенным котенком, а Корделия бежала к ней, вытянув руки. Регана уворачивалась и швыряла зверька Гонерилье, которая делала вид, что сейчас выбросит его в другое окно.

— Ой, смотри, Корди, он утонет во рву — совсем как твоя мама-изменница, — говорила Гонерилья.

— Нипрааавдаааа! — выла Корделия. Она совсем запыхалась, бегая от сестры к сестре за котенком.

Я замер в дверях, ошеломленный их жестокостью. Управляющий мне уже рассказал, что мать Корделии, третью Лирову королеву, обвинили в измене и отлучили. Что именно она совершила, толком никто не знал, но ходили слухи, что она либо исповедовала старую веру, либо нарушила супружескую верность. Наверняка управляющий знал только, что королеву среди ночи вывезли из замка, а малютка Корделия с тех пор и до моего приезда не произнесла ни единого связного слога.

— Утопили ее, утопили как ведьму, — крикнула Регана, перехватывая котенка на лету. Только теперь коготки нащупали королевскую плоть. — Ай! Вот засранец! — И Регана метнула котенка в окно. Корделия завизжала так, что заложило уши.

Не успев подумать, я нырнул в окно следом за зверьком, на лету зацепившись ногами за плетеный шнур занавеси. Котенка я поймал в пяти футах от окна. Шнур жгуче оплел мне правую лодыжку. Но я не продумал трюк до конца и не рассчитал, как буду выбираться с котенком в руках. Раскачиваясь, шнур треснул меня плечом о стену башни. Я отскочил, а колпак мой раненой птичкой спорхнул прямо в ров.

Я запихнул котенка в камзол и вскарабкался по шнуру обратно в окно.

— Славный денек для моциона, а, дамы? — Вся троица стояла разинув рты. Старшие сестры прижались к дальней стене светлицы. — Вам, я гляжу, свежий воздух не помешает. — Я извлек котенка и вручил его Корделии. — А вот ему приключений уже хватит. Быть может, его лучше отнести матушке, пускай поспит у ней под боком.

Корделия взяла у меня котенка и выбежала из комнаты.

— Мы можем отрубить тебе голову, дурак, — сказала Регана, приходя в себя.

— Как только захотим, — промолвила Гонерилья с гораздо меньшей уверенностью в голосе.

— Призвать ли мне горничную, дабы привязала занавесь обратно? — молвил я, величественным взмахом показывая на гобелен, который я высвободил в прыжке.

— Э-э… да, выполняй, — скомандовала Регана. — Сейчас же!

— Сию же минуту, — рявкнула Гонерилья.

— Слушаюсь, сударыня. — Ухмыльнувшись и поклонившись, я удалился.

По винтовой лестнице я спускался, прижимаясь к стене, чтобы нечаянным толчком еще не успокоившееся сердце не сбросило меня вниз. У подножия лестницы стояла Корделия — она прижимала к себе котенка и смотрела на меня так, словно я, Иисус, Зевес и Святой Георгий в одном лице, только что вернулся с особенно удачной охоты на дракона.