Изменить размер шрифта - +
Звук получился некрасивый, гундосый. Вот и еще одна травма мешает ему петь. Неприятно. Что это — наказание? Напоминание? Наверное, предостережение.

Опять накатили воспоминания. Гунилла с разбитой бровью. Томми и Танья, их огромные глаза. Почему они вспомнились ему именно сейчас?

Нюберг мог успокаивать себя только одним: он никогда даже пальцем не тронул детей, никогда не поднял руку ни на Томми, ни на Танью.

Наверно, лишение голоса — это кара. Чтобы он не забывал, почему поет. И хотя момент был неподходящий, Нюберг решил действовать.

В Уддевале было два Томми Нюберга. Он позвонил первому. Тот оказался глухим древним стариком. Позвонил второму. Ответил женский голос. Вдали слышался плач грудного ребенка. “Это мой внук?” — подумал Нюберг.

— Попросите, пожалуйста, Томми Нюберга, — проговорил он неожиданно твердым голосом.

— Его нет дома, — ответила женщина. “Красивый голос. Меццо-сопрано”, — подумал Нюберг.

— Извините, можно спросить, сколько Томми лет?

— Двадцать шесть. А с кем я говорю?

— Я его отец, — выпалил Нюберг.

— Что вы городите! Его отец умер.

— Вы уверены?

— Конечно, уверена. Я же его и нашла мертвым. Не валяй дурака, старик, хватит морочить мне голову!

Она бросила трубку. Конечно, Томми мог переехать из Уддевалы в другой город. К тому же сейчас ему было двадцать четыре, как посчитал в уме Нюберг. “Старик?” — повторил он про себя и засмеялся. Невеселым смехом. Оставался один шанс.

В справочнике была одна Танья Нюберг-Нильсон. Замужем. Больше ничего про нее известно не было.

Он набрал номер. Ответил женский голос. Ясный и спокойный.

— Танья слушает.

Какое он имеет право беспокоить ее? “Клади трубку, клади, клади, — говорил ему внутренний голос. — Мосты сожжены. Поздно”.

— Алло, — сказал Нюберг и проглотил слюну.

— Алло, кто это?

Действительно, кто он? Чужой женщине он, не подумав, назвался отцом. Но разве он заслужил это звание?

— Гуннар, — ответил он, не придумав ничего лучшего.

— Гуннар? — переспросила женщина и замолчала. Она выговаривала слова по-гётеборгски, хотя нет, скорее так, как это принято на западном побережье. — Гуннар Тролле? — спросила она спустя мгновение. — Зачем ты звонишь? Между нами все давно кончено.

— Нет, не Гуннар Тролле, — ответил Нюберг. — Гуннар Нюберг.

Стало тихо-тихо. Может, она положила трубку?

— Папа? — спросила она почти неслышно.

В памяти всплыли огромные глаза Таньи. Решится ли он сказать что-то?

— У тебя все в порядке? — спросил он.

— Да, — только и сказала она. — Почему…

Она замолчала.

— Я в последнее время часто думаю о вас.

— Ты заболел? — спросила она.

Да, чем-то ужасным.

— Нет. Нет, я… Я не знаю. Я просто хотел убедиться, что я не совсем испортил вам жизнь.

— Ты обещал исчезнуть из нашей жизни, мама сказала.

— Да. Я сдержал обещание. Вы уже совсем взрослые.

— В общем, да. Мы никогда о тебе не говорили. Как будто тебя никогда не было. Бенгт стал нашим отцом. Нашим настоящим отцом.

— Бенгт и есть ваш настоящий отец, — сказал Нюберг. “Что еще-за Бенгт?” — подумал он и продолжал: — Я теперь стал другим. Я бы хотел встретиться с тобой.

— Я помню только крики и драки, — ответила она.

Быстрый переход