Полминуты спустя свое место занял и Гуннар Нюберг, уже почти пришедший в себя после путешествия на вертолете. Он уселся за столиком кафе, повернув потное лицо так, чтобы видеть и свою половину вестибюля, и Чавеса. Испытывая непреодолимое желание взбодриться, он заказал энергетический напиток, который помнил еще по тем временам, когда занимался бодибилдингом, но, опрокинув залпом пол-литра жидкости, пришел к выводу, что современные напитки — бурда, настоянная, очевидно, на потных носках и майках. Как бы то ни было, но водный баланс он восстановил, одновременно восстановив и запас скептицизма.

Пока эти двое рассаживались по местам, пятеро остальных прошли линию таможенного контроля в противоположном основному потоку направлении. Остановившись возле заметно нервничающих таможенников, Хультин перекинулся с ними парой слов, а четверка его сотрудников двинулась дальше, в зал выдачи багажа. После разговора с таможенниками Хультин выбрал себе место в конце длинной очереди к окошку обмена валюты — оттуда хорошо просматривался зал. Следующим от группы отделился Йельм — он замер возле неподвижной багажной ленты, стараясь как можно меньше походить на полицейского. Но чем больше он старался, тем хуже у него получалось. Поняв, наконец, что еще немного — и на голове у него включится мигалка и завоет сирена, он бросил свои старания и тут же, как ни странно, стал держаться намного более естественно. Сев на скамью, он стал “читать” брошюру, не понимая ни строчки из прочитанного.

Нурландер и Хольм прошли еще немного вперед и встретились с важным чиновником, который провел их в кабины паспортного контроля, где их усадили на маленькие неудобные табуретки позади пограничников. Даже если бы кто-то из посторонних и увидел их, то подумал бы, что это резервные сотрудники, отдыхающие в ожидании большого наплыва пассажиров.

Арто Сёдерстедт остался один. Он миновал очередь людей, стоящих на паспортном контроле, и, обогнув медлительных пассажиров, устремился дальше, к эскалатору, ведущему в транзитную зону. Ему не пришлось сверяться с мониторами, чтобы найти нужный выход. Достаточно было посмотреть на группу мужчин, сидевших с целеустремленным и очень “полицейским” видом возле выхода номер десять, и все сразу стало ясно. Сёдерстедт собрал полицейских и расставил их по местам. Быстро оценив ситуацию, он понял, что по-настоящему уединенным местом в этой зоне являются только туалеты, направил в каждый из туалетов по полицейскому и проверил, чтобы двери служебных помещений на этаже были заперты. Оставались бутики такс-фри, бары и кафе. В баре он поставил констебля Адольфссона, которого с большой натяжкой можно было принять за подгулявшего туриста.

В транзитной зоне пока еще было немноголюдно. Сёдерстедт плюхнулся на стул возле выхода десять и стал ждать. Мимо него тянулись отдельные запоздавшие пассажиры с предыдущих рейсов.

Небольшое движение, вдруг начавшееся в зале, заставило его надеть на ухо ненавистную улитку телефонной гарнитуры — Сёдерстедту всегда казалось, что она давит ему на мозги. Рядом с названием рейса “SK-904” из Нью-Йорка на мониторе замигало роковое словечко “приземлился”. Сёдерстедт перевел взгляд направо и через большое панорамное окно аэропорта увидел движущийся самолет. Нажав на кнопку под брючным ремнем, он откашлялся и произнес:

— Гриф приземлился.

Он встал с кресла, поправил галстук, повесил на плечо сумку и замер, закрыв глаза. Дети капризничали, родители кричали то истошно, то просто сердито. Обученный персонал с натренированными улыбками умело сдерживал напор пассажиров второго класса.

Он стоял совершенно спокойно. На него никто не обращал внимания. Он ни с кем не встречался взглядом. Он никогда ни с кем не встречался взглядом.

Скоро очередь пришла в движение.