И они завели серьезный разговор о формочках для печенья, о муке и о ванилине. Я сидела, молчала, никак не могла понять, что же такое здесь происходит, а когда взглянула на часы, то обнаружила, что эти странные ведьмы уже полчаса говорят о кондитерских делах.

И когда Анна Анатольевна пошла на кухню ставить чайник, я, естественно, выскочила за ней следом.

Она неторопливо налила воду, зажгла газ, поставила чайник на огонь и повернулась ко мне. Взгляд у нее был внимательный и грустный.

— Я ничего не понимаю, — наконец сказала я. — Странный какой-то шабаш.

— А каким же ему быть?

Я пожала плечами. Ну, не таким же, в самом деле, как посиделки одиноких женщин, для которых это, может, единственный повод принарядиться!

— Обычный шабаш ведьм, которые получили то, чего хотели, и теперь мирно ждут срока расплаты, — спокойно сказала Анна Анатольевна. — Получишь то, что вписано в твой договор, и тоже будешь спокойно ждать срока. Так что привыкай.

— Вы… подписали?

— Да.

— И что же вы получили? Простите… но если можно…

— Можно. Мужа от тюрьмы спасла. Хозяйственник он у меня был. Ну, наворотил дел с лучшими намерениями. Загребли…

Анна Анатольевна помолчала.

— А вы? — осторожно спросила я.

— Что — я? Металась, конечно, душу дьяволу собиралась продавать, лишь бы его спасти. Срок-то грозил — дай Боже. Ну, дьявол и явился.

— Этот, туманный?

— Ну да, Зелиал. Предупредил — если хочешь справедливости, так чтобы никакой для себя пользы ты от этой справедливости не ждала. Иначе это будет не справедливость, а совсем другое. А я знала, что мужа подставили, что он разве что в мелочах виноват. Помог он мне мужа вызволить, все вышло по справедливости… Да только муж-то потом к молодой женщине жить ушел. Развода между нами не было, а живет у нее… Ну, хорошо хоть, не за решеткой.

Анна Анатольевна достала из холодильника форму с кремом и опрокинула ее на тарелку. Потом неторопливо отворила шкафчик, выбрала из многих бутылок с непонятными наклейками одну пузатую и полила из нее крем густым желтоватым сиропом.

— Это ликер, — ответила она на мой взгляд. — Сама мастерю. Скажу без скромности — язык проглотите.

Ее ровная речь, без единого всплеска, без улыбки и печали в голосе испугала меня вот чем — ведь если этот Зелиал исполнит мою просьбу, я получу то, чего хочу, то именно так буду ждать срока расплаты! Без эмоций. Без сожалений. Вообще без ничего?

— А он будет? — спросила я, имея в виду Зелиала.

— Он здесь уже не бывает.

— Почему?

— А зачем?

Безнадежно стало мне и беспросветно. Это было мое будущее — пожилая ухоженная одинокая дама, к которой даже купивший ее душу бес — и тот больше не является. И только раз в неделю собираются подруги по судьбе — поговорить ровными голосами про песочное тесто и зефир в шоколаде.

— Он мне нужен, — сказала я. — Он велел мне быть во вторник на шабаше, вот я пришла, а его нет. Как мне его теперь найти?

— Ну, этого никто не знает, — ответила она. — Нужно будет — сам появится. Видно, считает, что еще рано. Но раз он велел прийти, значит, мы сами можем помочь. Мы ведь тоже кое-что умеем.

— Он научил?

— Кто же еще! Баба Стася птицей перекидывается. Галина приворотное зелье может сварить, заговор на присушку и отсушку знает. Рената по лицу мастерица, лицо меняет.