– Это нельзя объяснить, это можно только ощущать на уровне высоких материй. Это должно просто быть или не быть…

– А по-моему, Миша, это такая смысловая связка у питерской интеллигенции. Ну, знаешь, как у алкашей во дворе связка «бля». Я, бля, пошел, бля, в магазин, бля, там, бля, очередь такая, нах, ну, бля, ваще. А вы вместо «бля» подставляете «духовность», что в сути контекста просто одно и то же… Практически это уже слово-паразит. Вместо него можно использовать украинское «нэзалежность». Тоже в русском языке ни о чем не говорит, но красиво.

– Э-э-э, бразар, не надо все в один компот, не так все упрощенно, ты, кстати, кроме своих книжек по рекламе, читал что-нибудь еще? Русскую классику, например? Или встречаешь рассвет хотя бы иногда??? Хотя бы стоя на балконе… Ты стихи хоть иногда читаешь??? Прочитай, может, поймешь.

– Вот особенно здорово звучат эти отсылы к классике и лирике. Кого ни возьми, любого «героя нашего времени» – Чацкого, Онегина, Печорина, – все персонажи вели абсолютно бесцельное существование, искали смысл жизни, духовные очаги и т. д. И поиски «духовности», даже просто послушав тебя, продолжаются так уже века три. А воз, Миша, и ныне там.

– Сложно с тобой. Ты не хочешь просто понимать, тебе так проще, а на самом деле именно в этих поисках и шлифовалась русская общественная мысль. – На сей раз Михаил выглядел уже серьезно. – Потому и людьми были, а не хомо брэндикусами. Пойми, когда люди проводят жизнь в поисках смысла человеческого существования, в поисках очищения души от материальной скверны, их жизнь озаряется невидимым простому человеку духовным светом. А вам хоть освещение целого стадиона «Петровский» включи прямо над вашими головами, вы все равно будете ходить как слепые котята, натыкаясь друг на друга, сталкиваясь лбами и спрашивая: «Ой, что это? А это чего на тебе?» – Мишка сидел, как обличающий судия, прямо, сверля меня взглядом из-под очков…

– Уф-ф-ф, Мишаня, мне чего-то не хочется опять уходить в эти дебри. Давай о более понятных вещах поговорим, а? Я все равно не врубаюсь в твою ебаторию, а то будет как в прошлый раз. До утра ведь глотки драли.

– А чё ты тогда в японистику полез? Сам, кроме слов «тойота» и «Мураками», ничего не знает, а меня обвинил в суконном мышлении европейского бюргера.

– Я?.. Ладно, Миш, забыли. Ну чё? Еще забьем и по политике пройдемся? Ну ее на хуй эту духовность…

– Давай.

Пока я забиваю третий косяк, Мишка режет докторскую колбасу и черный хлеб. Я отмечаю, про себя, что каждый раз по обкурке в нем просыпается домовитость в стиле «любая бы замуж пошла». Раскурив папиросу, я беру с подоконника газету, где мое внимание привлекает заголовок «В какой стране будут жить наши дети?», рядом портрет Михаила Ходорковского, сидящего за решеткой.

– Слушай, чего пишут, – говорю я Мишке. – «Наша страна похожа на расселенную коммунальную квартиру, в которую въехали новые хозяева и пытаются ее обустроить. В каждой комнате свой, отдельно взятый, бардак. Пока новоселы меняют плиту, у них лопаются краны в ванной…» Как тебе такой пассаж?

– Бред полный. Мне лично наша страна напоминает пятикомнатную квартиру в центре Москвы, которая совершенно случайно досталась по наследству от троюродной тети молодому распиздяю, страдающему бездельем и алкоголизмом. Квартира огромная и набитая всяким антиквариатом, который этот чувак распродает, проматывая деньги по кабакам и бабам.