Так и получилось. Поднявшись на десять ступеней, я почувствовал, что лестница разделяется на два лестничных марша. Я повернул направо. Шесть ступенек. Еще один поворот. Восемь ступенек. Коридор. В конце коридора маячил слабый огонек. Кто бы там ни был, он наверняка не услышал меня – я преодолел двадцать четыре ступеньки совершенно беззвучно и благословил архитектора, порекомендовавшего строителям сделать ступени из мрамора.

Я шел по направлению к источнику света. Он сочился сквозь приоткрытую дверь. Я рискнул заглянуть внутрь и увидел угол шкафа, угол ковра, угол кровати, с которой под прямым углом свисала нога в ботинке. В комнате раздавался громкий храп. Я толкнул дверь и вошел.

Вообще‑то я пришел сюда, чтобы встретиться с лордом Кирксайдом, но, должно быть, ошибся комнатой, поскольку лорд Кирксайд наверняка не стал бы валиться в кровать, не сняв ботинки, брюки с подтяжками и фуражку, а уж тем более не прижимал бы к боку карабин с примкнутым штыком. Я не видел лица спящего – фуражка была надвинута почти на нос. Рядом расположился столик со скромным натюрмортом из большого фонаря и наполовину опустошенной бутылки виски. Стакана не было. Да он и не требовался спящему: судя по всему, этот человек относился к той достаточно многочисленной породе людей, которые умеют радоваться маленьким земным радостям, не слишком отягощая себя стремлением угнаться за всеми нововведениями цивилизации. Это был, очевидно, тот, второй часовой, который должен выйти к воротам на рассвете. Я бросил в его бутылку несколько таблеток, полученных от аптекаря, и, мысленно выразив надежду, что, в очередной раз почувствовав жажду и отхлебнув из бутылки, он заснет хотя бы до полудня, прихватив с собой фонарь.

Следующая дверь налево вела в ванную. Над грязным умывальником рядом с не менее грязным зеркалом висели два грязных полотенца. Помещение наверняка было отведено моим знакомым – часовым, а они не привыкли жить в апартаментах с прислугой. Следующей была такая же грязная и неубранная спальня. Очевидно, здесь жил любитель сигарет, которого я оставил дышать свежим воздухом.

Я перешел на другую сторону коридора и направился в левую часть здания. Здесь должны были располагаться комнаты лорда Кирксайда. Точно. В шкафу в первой комнате я увидел вещи вполне благородного предназначения. Кровать была застелена. По всем правилам симметрии напротив должна была находиться ванная. Думаю, мои часовые не чувствовали бы себя здесь в своей тарелке. Клиническая чистота помещения указывала на аристократическое происхождение владельца. В расположенной на противоположной от умывальника стене аптечке я нашел лейкопластырь и узкими полосками заклеил большую часть стекла трофейного фонаря так, чтобы наружу пробивался только узкий, но достаточно сильный луч. Сунув остаток пластыря в карман, я снова вышел в коридор.

Следующие двери были заперты на ключ. Но в те годы, когда строили старинные замки, современных замков еще не существовало. Я вытащил из кармана лучшую в мире отмычку – полоску пластмассы и вставил ее между дверью и косяком на высоте замка. Теперь нужно было потянуть дверь за ручку в сторону петель, воткнуть полоску поглубже, возвратить дверь на место, повторить эту операцию несколько раз – и можно было входить в комнату. Но прежде я замер на пороге и прислушался. Все было тихо.

Приоткрыв дверь, я снова замер. В комнате горел свет. Я поменял фонарь в руке на пистолет, пригнулся и резко пнул дверь. И тут… ничего не случилось. Я выпрямился, вскочил в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Сьюзан Кирксайд не храпела, но ее сон был так же крепок, как сон часового. Ее волосы были перевязаны голубой шелковой косынкой. Я вгляделся в лицо спящей. «Двадцать один год», – сказал лорд Кирксайд, но сейчас я не дал бы ей больше семнадцати.