Изменить размер шрифта - +
Я никогда не видел молодую, богатую, пышущую здоровьем девушку с такими глубокими тенями вокруг глаз. Конечно, брат, жених, скорбь… но не до такой же степени… Ну и, наконец, борозда, оставленная хвостом самолета, который ваши люди спустили в пропасть. Вам следовало стереть этот след. Я заметил его с вертолета и сделал соответствующие выводы.

– Это все?

Я кивнул. Лаворский победоносно глянул на Стикса.

– Да, вы оказались правы, – раздраженно ответил Стикс. Очевидно, между ним и Лаворским существовал какой‑то давний спор. – Здесь обошлось без предательства. Я рад этому не меньше, чем вы… Начнем с Кэлверта?

Я подумал, что все произойдет легко и быстро: минимум эмоций, максимум эффекта, высокий профессионализм. Так оно впоследствии и получилось. Но вначале…

– Еще два вопроса, – сказал я с решимостью отчаяния. – Перед смертью я хочу кое‑что узнать. Для меня это важно даже сейчас. Как профессионалы вы должны понять меня.

– Хорошо, у вас есть две минуты. Мы спешим.

– Где сэр Антони Ставракис? Почему его нет здесь?

– Он в замке, наверху. В последнее время они с лордом Кирксайдом стали просто невменяемы. Их сторожит Чарнли. Если вы хотите спросить про «Шангри‑Ла», то яхта стоит на якоре у маленькой западной пристани и вполне готова к отплытию.

– Спасибо. Второй вопрос. Подтвердите или опровергните мои догадки. Вы, Лаворский, вместе с Долльманном придумали всю комбинацию, Чарнли поставлял вам сведения из страховых компаний, а все вместе вы несете ответственность за похищение и затопление кораблей, из трюмов которых вы затем извлекали грузы. Вы также несете ответственность за смерть наших людей.

– Вернее, не несем ответственности, Кэлверт. Хотя вы довольно связно изложили факты. А факты, – тут Лаворский еще раз громко хихикнул, – как известно, упрямая вещь. Мы неплохо потрудились, не правда ли, Джон?

– Не устраивайте спектакль, – фыркнул Долльманн со злостью. – Мы напрасно тратим время. Кончайте их.

Я повернулся к Шарлотте. Она все еще целилась в меня из пистолета.

– Я должен умереть, – сказал я ей голосом героя‑любовника из индийского фильма. – Вы вынесли мне смертный приговор. Так будьте же и палачом…

Я взял ее правую руку, притянул к себе так, что ствол уперся в мое тело на уровне груди, и опустил плечи.

– Я готов. Стреляй, Шарлотта…

Почему я никогда не пытался дебютировать на драматической сцене? Все глаза были обращены ко мне, вернее, к моей спине, поскольку я, нарушив законы классического жанра, отвернулся от зрителей. И все же в этот момент я безраздельно властвовал над залом.

Дед Артур, мой постоянный партнер по труппе, сделав шаг вперед, с чувством воскликнул:

– Вы с ума сошли, Кэлверт! Она же убьет вас! Она же – одна из них…

Темные глаза актрисы – не подберу другого сравнения – остановились. Это были глаза женщины, которая в одну минуту теряла все самое дорогое в своей жизни, а может, и саму жизнь. Ее палец на спусковом крючке дрогнул, ладонь постепенно расслабилась, пистолет выпал с громким стуком, который стократно отозвался эхом в самых дальних уголках грота. Я бережно взял даму за левую руку.

– Ну что ж, – обратился я к залу с финальной репликой, – мадам Ставракис не справилась с порученным ей ответственным заданием. Придется кому‑нибудь другому…

Мои слова заглушил крик боли, который вырвался у Шарлотты, ударившейся ногами о высокий порог рубки, куда я неожиданно и довольно грубо втолкнул ее. Но заботиться об эстетике сценического движения уже не было возможности – спектакль подошел к концу. Хатчисон был в буквальном смысле слова «на подхвате»: он подхватил Шарлотту и втащил ее внутрь.

Быстрый переход