Из детской послышался плач. Они замерли. Плач повторился и через секунду превратился в вопль.

– Я пойду. – Грегорио освободился из ее объятий, поднялся, надел халат и скрылся в детской.

Он долго не возвращался. Паулу разбирало любопытство. Ей захотелось узнать, что он там делает. Она взяла свой пеньюар и тоже пошла в детскую.

Грегорио сидел в кресле-качалке. На его руках сладко спал их сын.

– Сильный ветер. Окно пришлось закрыть. Я переодел его.

– И не смог положить обратно. Грегорио улыбнулся.

– Ты слишком хорошо меня изучила.

– Интересно, что сказали бы твои коллеги по бизнесу, которые знают тебя как непреклонного, беспощадного партнера, если бы увидели сейчас? – поддразнила его Паула.

Тот улыбнулся.

– Они бы очень мне позавидовали. Ведь я самый счастливый человек на свете.

И Паула, и Грегорио знали, что это правда.

Он осторожно поднялся и положил сына в кроватку. Потом накрыл его с нежной заботой. Малыш даже не проснулся. Они погасили светильник и тихо вышли из детской.

Вернувшись в спальню, Грегорио сел на кровать и притянул Паулу к себе. Она прижалась щекой к его макушке и обняла руками за плечи.

– Так ты «за» или «против» второго ребенка?

– Я волнуюсь за тебя, любимая, – сказал он и почувствовал, как ее руки сильнее сжали его.

– Этот просторный красивый дом, с чудесным садом все же немного пустоват. Неужели тебе не видятся здесь три или четыре черноволосых человечка, которым мы можем обеспечить счастливую жизнь в достатке и любви? – удивленно спросила она.

Он это не отрицал. Его жизнь была неполной, пока эта удивительная женщина не появилась в ней, пока не возникла их любовь.

– Один год, любимая, – мягко сказал Манфреди. – Один год мы будем раститься нашего сына, прежде чем у нас в семье будет пополнение.

– Мне нравится, когда мы оба приходим к соглашению.

Грегорио поднял голову и посмотрел на нее.

– И все?

Паула отстранилась от него, упираясь ладонями в грудь.

– О, я могу вспомнить еще пару вещей, в которых ты достаточно хорош.

– Только лишь «достаточно хорош»? Да? Значит, мне придется еще поработать над техникой.

Она снова прижалась к нему и кончиком языка провела по его нижней губе – Может, начнешь прямо сейчас?

– Считай, что уже сделано, мое сокровище. – Грегорио обхватил ладонями ее лицо. – Все дни своей жизни я дарю тебе.

– Только дни?

– Острый язычок, определенно острый.

– Но ты меня любишь?

Его черты изменились, и вместо лукавства она увидела перед собой искренность и нежность.

– Всем своим сердцем.

– Спасибо, – прошептала она, обняла его и подарила поцелуй, который проникал в самую глубину души.

Часть его всегда будет жесткой и неуступчивой, но не с ней. В своих руках она держала само его сердце и обращалась с этим подарком с величайшей осторожностью.

Эпилог

Прошли годы.

На лестнице террасы, ведущей в сад, сидела большая белая собака. Она зевала и жмурилась на солнце. Потом, услышав что-то, вскочила и, радостно завиляв хвостом, быстро побежала в дом. Через некоторое время оттуда вышел Грегорио, неся на руках двух смеющихся детей. Они толкали друг друга, стараясь одновременно не упасть. Вокруг с лаем прыгала собака, пробуя лизнуть хоть одну из детских ножек. Поднялся невообразимый шум.

– Ну все, хватит. Вы меня совсем оглушили. Собирайтесь, зовите маму.