Мимо проехал восемнадцатиколесник, и дрожь от вибрации моста, перекинувшись на ботинки Демарко, пробежала по его ногам до самых колен.

– Ни при каких обстоятельствах вы не должны терять визуальный контакт с ближайшими к вам патрульными. Увидели что-либо – все, что угодно, подчеркиваю, – тут же сообщаете об этом по рации мне. Увидели следы – сообщаете мне. Нашли кострище – сообщаете мне. Увидели Хьюстона – сразу же отступаете и связываетесь со мной. К нему не приближаетесь! Приказ о его окружении и задержании буду отдавать я и только я. Кроме того, имейте в виду, что по всему периметру лесного массива дислоцированы старшие офицеры из комитета по охоте, задача которых не пропускать в лес людей. Но это не значит, что мимо них не проскользнет ни один человек. И этот человек может выйти на вас. Поэтому проявляйте должную сдержанность.

Демарко посмотрел на бурую воду, а потом вперил взгляд в зыблющийся клочьями туман: что еще он им должен сказать?

Стоит ли ему упомянуть о дискомфорте, который он ощущал в своих кишках все утро? Или о том, что с того самого момента, как он зашел в дом Хьюстонов днем раньше, его не покидало странное ощущение неустойчивости, потери равновесия, как будто пол под ним кренился, а земля уходила из-под ног. А может, ему попытаться описать патрульным ту особую, саднящую боль, которая накатывала на него разрушительной волной всякий раз, когда он думал о самой маленькой жертве Хьюстона – ползунке, приходившемся ему тезкой? Или признаться в том, что он прочитал все романы Хьюстона и их первые издания с автографами автора стояли аккуратным рядком в стенном шкафу, доставшемся ему в наследство от жены, а один из них был даже посвящен лично ему, Демарко. И эти книги делили в шкафу почетную верхнюю полку с другими ценными изданиями (в большинстве своем подарками Ларейн), в числе которых были такие жемчужины его коллекции, как «Имя розы» Умберто Эко и «Скачущие к морю» Джона Миллингтона Синга.

А может, ему следует рассказать патрульным о трех ланчах с Томасом Хьюстоном? О нараставшей симпатии и восхищении, которые Демарко испытывал к этому человеку, и о надежде на то, что он наконец-то – впервые за многие годы – нашел в нем настоящего друга?

Принесет или эта информация кому-нибудь пользу? Ему – так навряд ли…

– Если кроме надетой на нем одежды у подозреваемого ничего с собой не было, – продолжил Демарко, – он едва ли продержится в лесу долго. Он уже сейчас, наверное, продрог, промок и проголодался. Так что давайте просто делать свою работу, договорились?

Мимо Демарко пролетел красноплечий трупиал. Да так близко, что, будь сержант чуть-чуть порасторопней, он смог бы изловчиться, схватить его и зажать в руке. Перестав махать крыльями, птица спланировала над водой и уселась на макушку камыша у самой кромки озера. Камыш покачнулся под ее тяжестью сначала в одну сторону, а потом в другую – «изящно, как волна», подумал сержант.

А потом в его сознание проник, словно материализовавшись из ниоткуда, рев грузового автофургона, переезжающего мост. Грохот машины отозвался в сержанте дрожью страха. Почему-то на ум пришла жена, Ларейн, и в сердце всколыхнулась надежда, что с ней все в порядке. И какого бы незнакомца она ни пустила к себе в постель прошлой ночью, он был к ней добр, нежен и не дал ей того, что она так истово жаждала. Демарко повернулся спиной к грузовику, но волна холодного воздуха все равно обдала его тело. И он вытер слезу в уголке глаза.

Патрульные смотрели на него, ждали его команды. Их спокойствие разозлило Демарко. Но он подавил свою злость. Это была давняя злость. Демарко это понимал. Как понимал и то, что он не должен вымещать ее на подчиненных.

– Ладно, за работу, ребята! – прокричал сержант.