Изменить размер шрифта - +
Но Штык лишь  
сильнее закусывал ворот собственной куртки и терпел.
   Но лекарство наконец подействовало и боль предприняла стремительное отступление по всем  
фронтам. В этот момент Штык понял, что счастье — это просто когда ничего не болит. Боль перестала терзать его измученное тело и какое-то время он  
просто парил в пространстве с непередаваемым ощущением полного блаженства.
   Сколько прошло времени, он не знал. Два часа? Три? Пять? Военные  
сталкеры медленно двигались в сторону южного прохода и, пока Штык плавал в «отключке», вполне могли устроить по дороге привал.
   Постепенно  
возвращалось нормальное восприятие окружающего пространства. Все спокойнее и ровнее билось сердце, перестали пульсировать ноги, на смену бездумному  
счастью пришли воспоминания о недавнем прошлом. А с ними пришел и гнев.
   Ощущая, как стремительно возвращаются силы, Штык с каждой секундой все  
сильнее ненавидел продажного майора Кратчина с его послушными до полного скотства солдатиками-военсталами; тупых и кровожадных бандитов, охочих до  
чужих богатств; «свободников», желающих захапать дом и озеро для себя, не считаясь ни с кем; помешанных на своих идеях генной чистоты «долговцев»;  
мутантов, что с необъяснимым идиотизмом рвались к озеру, несмотря на долбаных «долговцев»; дурацкое серое небо, из-за которого здесь не было видно  
солнца… И, разумеется, Феникса, боготворящего свою плесень, не погнушавшегося ради построения своего маленького счастья обречь другого человека на  
проклятие «цепи судьбы». Его Штык ненавидел в эту минуту больше всех остальных вместе взятых. Ненависти было столько, что она уже не помещалась  
внутри и, казалось, начала понемногу выплескиваться наружу.
   Как-то само собой получилось так, что он перестал виснуть на своих конвоирах, а  
«поймав» ногами землю, зашагал сам. Понемногу прояснялось в глазах, вернулись ощущения в руках — они оказались связанными впереди — все четче  
соображала голова.
   — Товарищ майор, кажись, очухивается, — сказал один из тех, что тащил его под руки.
   — А не рановато? — удивился Серый. —  
Такую дозу закатали, что до Периметра дремать должен.
   — Да точно говорю: очухивается!
   — Сейчас еще закатаем, — Серый развернулся и быстро  
зашагал вперед. — Стерх! Есть там у нас в запасе еще пара доз?
   И в этот момент Штык остановился. Ненависть нашла в голове тайный рычаг и дернула  
за него, выпуская из клетки ярость.
   — Эй, ты чего? — испуганно спросил тот конвоир, что тащил Штыка, поддерживая его справа.
   Еще ни одно  
человеческое существо никогда в жизни не смотрело на военстала с такой злобой.
   Его Штык ударил головой в лицо, мгновенно отправив в нокаут. Второй  
конвоир, что шел слева, попытался удержать пленника, схватив его за толстый шнур, стягивающий запястья. Штык немедленно рванулся влево и вверх,  
круговым движением выворачивая руки охраннику, а когда тот повернулся, пытаясь вырываться из жесткого захвата, с такой силой ударил его ногой в бок,

 
что военстал отлетел метра на полтора и больше не шевелился.
   Остальные военсталы только начинали понимать, что с их тихим пленником происходит  
что-то неладное, а Штык уже в несколько прыжков догнал Серого, оттолкнулся от земли и прыгнул, стараясь нанести удар сразу двумя ногами. Услышав  
вскрик конвоира, тот как раз начал поворачиваться, и летящий на него в прыжке Штык привел майора в состояние глубокого шока.
Быстрый переход