На политзанятиях предупреждали: "Излишне не раздражать население". Но и так: "А вы уши не развешивайте, а чуть что - прикладом в морду!"
Но и у красноармейцев опасно замечалась неохотливость идти с оружием против крестьян ("мы ж и сами крестьяне, как же в своих стрелять?"). А ещё и бандиты подкидывали листовки: "Это вы - бандиты, не мы к вам лезем. Уходите из наших местов, без вас проживём". Откуда-то потекла басня, что в близких неделях выйдет всем демобилизация. "А ждать нам доколе? а ещё сколько воевать?" (Были и сбега к бандитам или в дезертиры, особенно при больших перебросках.) Политрук Ночёвка говорил: "Надо таких обратно воспитывать! А то ведь и когда напьются - чего поют? Ни одной революционной песни, всё - "Из-за острова", или похабные. А как в селе заночуем - пока ихние мужики в лесу, наши бабьим классом пользуются". И проводил беседы: "Проживать на свете без трудов и без революционных боёв - это тунеядство!" (А ему тычут - фельдшерицу, на весь дивизион развязную: "Я не кулеш, меня всю не доешь, и на эскадрон хватит".)
На утренней поверке так и жди: кого нет, дал жигача? Надо своих-то красноармейцев крепкими шенкелями держать. Военрук из губвоенкомата говорил: по Тамбовской губернии - 60 тысяч дезертиров. Это ж всё бандитам на пополнение.
А приказы из тамбовского штаба и по полку никогда не были строго военные - полоса там разведки или порядок боевой операции, а всегда только: "атаковать и уничтожить!", "окружить и ликвидировать!", "не считаясь ни с чем!"
И не считались. Только - как бандитов выловить? как дознать? Ведь советской власти в деревнях уже не осталось, все сбежали, отсиживаются в городах, кого спросить? Армейский командир и велит созвать сельский сход. Из мужиков - построение в одну шеренгу. "Кто среди вас бандиты?" Молчание. "Расстрелять каждого десятого!" И - расстреляют тут же, перед толпой. Бабы ахают навскличь, воют. "Сомкнуть строй. Кто среди вас бандиты?" Пересчёт, отбирают на новый расстрел. Тут уж не выдерживают, начинают выдавать. А кто - подхватился и наутёк, в разные концы, не всех и подстрелишь.
Иногда арестовывали одиноких баб на дорогах: не несёт ли шпионский донос.
А по какой дороге много лошадиного помёта - знать, бандиты проскакали.
Да сами бойцы нередко голодовали. И обувь порвалась, и обмундирование истрёпанное, измызганное, в нём и спят, не раздеваясь. (А уж что - с малиновыми штанами!) Измучились.
А если ногу ампутировать - так без наркоза, ещё и бинтов нет.
В середине апреля достиг Жердёвки слух: антоновцы налётом захватывали крупное фабричное село Рассказово, в 45 верстах от самого Тамбова, и держали его 4 часа, вырезали коммунистов по квартирам, отрубали им головы начисто, половина тамошнего советского батальона перешла к антоновцам, другую половину они взяли в плен - и отступили под аэропланной стрельбой.
Вот - такая пошла с ними война! а теперь, от зимы к весне, станет ещё шибче. И ведь уже 8 месяцев антоновцы не сдавались и даже росли. (Хотя стреляли иногда не пулями, а какими-то железками.)
Был приказ тамбовского штаба: "Все операции вести с жестокостью, только она вызывает уважение".
Пробандиченные деревни и вовсе сжигали, нацело. Оставались остовы русских печей да пепел.
Не отдыхал и Особый отдел в Жердёвке. Начальник его, Шурка Шубин, в красной рубахе и синем галифе, ходил обвешанный гранатами, и здоровенный маузер в деревянной кобуре, приходил и к кавалеристам во двор (строевой командир подчиняется начальнику Особотдела): "Ребята! Кто пойдёт бандитов расстреливать? - два шага вперёд!" Никто не выступил. "Ну, навоспитали вас тут!" А свой особотдельский двор у него весь был нагнан, кого расстреливать. Вырыли большую яму, сажали лицом туда, на край, руки завязаны. |