Жуков кинулся звонить Рокоссовскому и узнал, что, конечно, никакой Дедовск и не сдан, а, как догадался Костя, - наверно, речь о деревне Дедово, гораздо дальше и не там.
Спорить со Сталиным - большую отвагу надо иметь. Но тут-то Жуков надеялся, что облегчит и даже посмешит его звонком. А Сталин - прямо разъярился: так немедленно ехать к Рокоссовскому и с ним вдвоём отбить это Дедово назад! И ещё взять третьего с собой, командующего армией!
И - дальше уже спорить нельзя. Поехал к Рокоссовскому, втроём в штаб дивизии, и ещё раз уточнили, да: несколько домов деревни Дедово, по ту сторону оврага, немцы взяли, а остальные - тут, у нас. Те дома не стоили и одного лишнего выстрела через овраг, но четыре высших генерала стали планировать операцию и посылать туда стрелковую роту с танками.
А день - у всех пропал.
И всё-таки Жуков обернулся подтянуть все резервы к сроку - и 5 декабря перешёл в желанное большое наступление.
И в несколько дней заметно отогнал кольцо немцев от Москвы. (Хорошо двинул и Власов с 20-й армией, а об этом нельзя. Да немцы не дотягивали и сами взять Москву.)
Прогремела победа. Изумился и ликовал весь мир. Но - больше всех в мире был изумлён ею сам Верховный, видимо уже никак не веривший в неё. И - закружилась от победы его голова, он и слышать не хотел, что это были использованы наши последние резервы, теперь и они истощены, мы еле-еле удерживаем то, что взяли. Нет! Ликующий Сталин в безграничной отчаянной храбрости приказал: немедленно начать ОБЩЕЕ крупное наступление ВСЕМИ нашими войсками от Ладожского озера до Чёрного моря, освободить и Ленинград, и Орёл, и Курск - и всё одновременно!!
И потекли месяцы - январь, февраль, март - этого непосильного и ненужного напряжения наших измученных войск - чтоб осуществить радужную мечту Сталина. И только - клали, клали, клали десятки и сотни тысяч в бесполезных атаках. (Среди них - и 2-ю ударную армию Власова сгноили в болотах Северо-Запада и бросили без помощи, - но вот ОБ ЭТОМ писать уже никому никогда не придётся, и лучше забыть и самому. Да Власов и оказался потом - предатель.) Дошли до того, что на орудие отпускали в сутки 1-2 выстрела.
Ничего нигде не добились, только испортили картину от московской победы. Был единственный заметный успех - именно у жуковского Западного фронта - и тут же Сталин отнял от его фронта 1-ю ударную армию. Жуков позвонил, уверенный убедить перспективою успеха, - а Сталин и разговаривать не стал, выругался и бросил трубку.
Не меньшее искусство, чем военное, нужно было иметь для того, чтобы разговаривать со Сталиным. Много раз то бросал трубку, то ругал нечистыми словами. (А вызовет и с фронта дальнего, добираться больше суток, - хоть ты в жару болезни, хоть погода совсем не лётная - а лети к Верховному, и даже на 10 минут опоздать нельзя. Один раз снижались в Москву через туман, чтоб только не опоздать, - чуть не зацепили крылом фабричную трубу.)
Но - каким-то непонятным образом, все даже и промахи Сталина всегда покрывались и исправлялись Историей.
Очевидно: именно по превосходству нашего строя и нашей идеологии. На это - и врагам нечего возразить. Уместно и повторить: ЦК потребовал более широко развернуть партийно-политическую работу - и это вызвало массовый героизм коммунистов и комсомольцев, и весь народ ещё тесней сплотился вокруг коммунистической партии.
А лично - Жуков на Сталина не обижался: на Нём не только фронт, но и промышленность, которую Он держал в каменных руках. Но и - вся страна.
Порок ли это был Сталина, или, наоборот, достоинство? - но он не любил менять свои решения. Провалились все зимние контрнаступления, в крови утонул десант Мехлиса под Керчью (но: так как его Сталин и придумал, то никого серьёзно не наказывал), - всё равно, не слушая возражений ставочных генералов, Верховный затеял в мае несчастную попытку вернуть Харьков - и растранжирил бесплодно все наши резервы и усилия. И когда летом укрепившиеся немцы пошли в большое наступление (и не на Москву, как только и ждал Сталин), ещё один сталинский любимчик Голиков (тот самый политрук, который в 37-м допрашивал Жукова о близости к врагам народа) едва не отдал Воронежа, а лавина немцев покатилась на Дон и на Северный Кавказ и к сентябрю уже заняли горные перевалы, - вот, кажется, только тут Сталин понял, что в провале 1942 года виноват он сам. |