И когда Эктов представился Антонову - так и пришёлся он пока самый подходящий "начальник штаба": лишь бы грамотный сообразительный человек да умел бы топографическую карту читать. Спросил Антонов фамилию. Странно, но Эктов не запасся. Уже начал: "Эк...", и тут же прохватило: нельзя называть! И горло само перешло на:

- а... га...

Антонову послышалось:

- Эгов?

А что? Псевдоним, и неплохой. Ответил уже чётко:

- Эго. Пусть так.

Ну, так и так, Антонов и не допытывался.

И скоро все его знали как "Эго", тоже Павел, только Тимофеевич. И вскоре признали за ним авторитет "начальника штаба" (сам себе удивлялся), впрочем он только чуть и связывал, соединял их общие дела, а и сам Антонов и его партизанские начальники чаще вели отряды своим порывом, никого не спрашивая, да и по внезапности обстоятельств.

Тамбовский уезд не так-то был и удобен для партизанской войны: как и бОльшая часть губернии - малолесен, равнина, небольшие холмы, правда много глубоких балок и оврагов ("яруг"), дающих и коннице укрытие от степного прозора. И сеть просёлков с наезженной колеёй, да скакала конница и поперёк поля.

А что это была за конница! Стремена - верёвочные, вместо сёдел у большинства - подушки (и на ходу вьётся пух из-под всадника...). Кто в солдатской одёжке, а кто в крестьянской (на шапке - красная ленточка наискось: они - за революцию, тоже красные! и обращение, когда не по деревенским кличкам: "товарищ"). Зато - повстанцы всегда на свежих конях, беспрепятственно меняют их у крестьян (хоть и не без крестьянской обиды: НАШИ-то ребята наши, так ведь и лошадь МОЯ...). Понасобирали берданок, двустволок, винтовочных обрезов (их легче прятать, а меткость вблизи не намного меньше), трофейных с войн Гра и Манлихеров. Начинали с по пять патронов к винтовке, потом отбивали у продотрядов, у чоновцев, и даже захватывали целые оружейные склады, а раз была и такая смелая антоновская операция: захватили у красных целый поездной эшелон боеприпасов, в поспешке развезли телегами по деревням, подальше прочь от ЖЕЛЕЗКИ, которой лишнего часа не удержишь.

Впрочем, из-за многолюдства повстанцев, всё равно сильно не хватало оружия, даже и шашек, - и по набату всё ещё бежали из деревень с вилами. (Был и такой сигнал у повстанцев: при появлении большевицкого отряда останавливаются в том селе мельничные крылья, либо - с другого конца села тут же ускакивает вестовой, оповещать соседей.)

Радость успешных набегов, да и успешных уходов - взбадривала и изумляла Эктова: и как же это всё удаётся? ведь прямо - из ничего!

Так и жили - сперва недели, потом и месяцы: днём работали как крестьяне, а при тревоге и просто с вечера - садились на коня и в набег. Через буераки гонялись отряды друг за другом, и те и эти. При разгроме повстанцы разлетались, прятали оружие, и не у себя во дворах, а по яругам.

...После пролёта боя лежит убитый, головой в ручье. А лошадь печально стоит, часы, возле мёртвого хозяина... А по травам перескакивает трясогузка...

Любимое место укрытия антоновской конницы было - низменность по реке Вороне. Там - и поляны в просторном кольце как бы расставленных дубов, вязов, осин, ив. Измученные верховики сваливались полежать на полянах, заросших мятликом да конским щавелем, и лошади тут же щиплют, медленно перебраживая. К тем местам - заброшенные полудороги, а дальше непродорная урёма - низкое густое переплетенное лесо-кустье, высоченная трава, в ней и гадюки двухаршинные с чёрно насеченной спиной. (Одно из самых недоступных мест так и зовётся - "Змеиное болото".)

В сентябре вспыхнуло восстание и в Пахотном Углу, много северней Тамбова, к Моршанску: там сколотили коммунисты год назад "образцовую коммуну" - а теперь те образумленные коммунисты стали отдельной, но крепкой группировкой повстанцев.

Так множились повстанцы, что, осмелев, в начале октября пошли атаковать с юга Каменку, выручать её от ставшего там красного гарнизона.