– Не знаю, – произнес капитан, нахмурившись, – имеет ли это какое-либо отношение к нашему разговору. Но если это вас так интересует, я могу ответить: по неосторожности я прожег утюгом рукав кителя.

Алина надломила уверенность капитана. Он спутался, забыв, о чем начал говорить. За столом повисла нервная тишина, лишь только неугомонной балериной прыгала по тарелке Мизина вилка.

– Ситуация заключается вот в чем! – неожиданно громко сказал генерал, отчего Мизин вздрогнул и перестал жевать. – Капитан может немедленно сообщить в полицию о случившемся. В этом случае яхта будет арестована, а это означает, что и мы все тоже будем находиться под арестом. О высадке на берег можно будет забыть. О свободе передвижения можно будет забыть. Несколько дней кряду мы будем вариться в своих каютах!

Голова его была опущена, взгляд нацелен в горшок, отчего создавалось впечатление, что генерал произносит обвинительную речь фасоли, прежде чем ее съесть.

– Но капитан может пойти вам навстречу, – продолжал генерал, – и доложить о случившемся после высадки на берег. В этом случае мы будем жить в гостинице и пользоваться более значительной свободой перемещения. Выбирайте!

Я оглядел стол. Предложение генерала относилось к четырем пассажирам: к Мизину, Стелле, Алине и мне.

– Какой базар, братва! – без труда сделал выбор Мизин. – Конечно, надо в гостиницу! Меня эта яхта уже достала до самой печенки! Я в пивбар хочу!

– Твое мнение? – толкнул меня локтем генерал.

– Видите ли, – расплывчато начал я, – с одной стороны, конечно, гостиница выглядит намного привлекательнее каюты, но с другой…

Стелла с недоумением взглянула на меня и перебила:

– Да о чем мы говорим? Конечно же, надо высаживаться на берег! Кто хочет, пусть остается на яхте!

– Вообще-то я спрашивал не вас, – заметил генерал.

– Извините! – вмешалась Алина, опуская ложку с шариком мороженого в чашку с кофе. – Для начала я хотела бы, чтобы вы, капитан, уточнили: а что, собственно, произошло?

– Как с Луны свалилась, – вполголоса пробормотал генерал.

– Вы заставляете меня повторять одно и то же по нескольку раз, – ответил капитан. – Персонально для вас заявляю: с борта яхты исчез доктор Челеш.

– Исчез? – повторила Алина, приподнимая кофейную чашку за маленькое витиеватое ушко. – Какое странное слово. Вы хотите сказать, что доктор сделал это сам, по своей воле? Взял – и исчез?

– Я пока ничего не хочу сказать, – ответил капитан. – Я ставлю вас перед фактом: одного пассажира мы недосчитались.

– Не могу понять, зачем вы темните? – усмехнулась Алина. – Почему бы вам открыто не сказать, что его убили выстрелом из пистолета и выкинули за борт, выпачкав в крови стену в коридоре, лестницу и ограждение на палубе? Мы все сегодня ночью слышали выстрел. Или я ошибаюсь?

Алина нарушила негласное табу. Вряд ли она сама не понимала этого, но остановиться уже не могла. Ей казалось, что наступил момент, когда можно раскрыть карты. Она видела перед собой финиш; полагая, что в поединке со мной теперь все решают мгновения, она, словно участница велогонки, раскрылась и пошла в отрыв.

– Следите за речью, – посоветовал генерал. – Я, например, слышал щелчок, который мало чем напоминал звук выстрела.

– Вы хотите сказать, – с улыбкой уточнила Стелла у Алины, – что кто-то из нас убил Виктора? Может быть, вы знаете, кто это?

– Ничего определенного я сказать вам не могу, – ответила Алина.