– Собираю на похороны генерала, – голосом инициативного активиста объявил он и нацелил карандаш в огрызок бумаги. – Скоропостижно скончался от сердечного приступа. Прошу по пять фунтов с носа, но возьму, если не жалко, и больше. Будем заказывать от группы венок и подарки родственникам.

– Какие подарки? – пробормотал я, покорно ожидая неизбежного взрыва в своей душе и представляя, как бронзовая физиономия будет деформироваться и брызгать кровавой слюной, соприкоснувшись с моим кулаком.

– Что-нибудь, – ответил Мизин. – Сувениры. Напитки. Для самоуспокоения… Всегда же приятно, правда?

Нельзя! Нельзя! – мысленно приказывал я себе. Я должен продержаться до завтрашнего дня. Всего одну ночь простоять, не сорваться, не наполнить его поганой кровью джакузи…

– Хорошо, – ответил я. – Только у меня одна купюра в пятьдесят фунтов.

– Вауу! – сказал Мизин и почесал карандашом затылок. – Ноу проблем! Я сейчас схожу к себе и разобью по пятерке. Идет?

Мизин устал держать руку протянутой, кивнул и, насвистывая, пошел по коридору. Я вышел из номера, тихо прикрыл за собой дверь и последовал за ним. Его затылок вместе с ушами создавал фигуру из трех кругов, что-то вроде «оОо», но мне каждая часть его тела навязчиво напоминала боксерскую грушу или мишень в тире для стрельбы разрывными пулями.

– Сам проявил инициативу? – спросил я.

– Конечно! – произнес Мизин, тоном сетуя на черствость членов туристической группы. – Кому охота этим заниматься? Все хотят вино пить и на пляже валяться. А я подумал: жалко же мужика! И родных его жалко. Надо людям что-нибудь привезти из-за границы для самоуспокоения.

Он открыл ключом дверь своего номера и вошел внутрь. В комнате горела подвесная люстра и работал телевизор. На ходу сгребая с кровати трусы, носки и еще какие-то тряпки неопределенного назначения, Мизин предложил мне сесть поверх скомканного одеяла.

– Пятьдесят фунтов, фифти фунтз, – напевал он, выдвигая ящик тумбочки, в котором лежало несколько купюр. – А я тут от скуки английский стал изучать. Послушай, у меня правильное произношение? Фиф-ти фун-тз… Как правильнее: фифти или фифтю? Тут, говорят, кончик языка надо куда-то засунуть, чтоб лондонский акцент получился… Во! Если ты дашь мне десять, то я как раз найду тебе сдачи.

Я ходил по комнате. У прикроватной тумбочки я остановился, ухватил двумя пальцами зеленый абажур настольной лампы и приподнял ее. Электрического шнура у лампы не было.

– Значит, я записываю чирик? – продолжал трепаться Мизин, не глядя на меня. Он сел за стол, покрытый стеклом, разложил мятый листок и сосредоточился, покусывая кончик карандаша.

– Так! Как тебя… Нефедов?

– Нет, – ответил я. – Ты спутал. Меня зовут Кирилл Вацура. А Нефедова убили в Ялте.

– А? – Мизин повернул бронзовое лицо и приоткрыл золотоносный рот, отчего тот стал напоминать витрину лавки, торгующей дешевой бижутерией. – Как ты сказал?.. Хе, шутник!

Он склонился над списком и с грифельным писком что-то нацарапал. Я подошел к нему и встал за его спиной.

– А себя не забыл вписать, Шматько?

Бритая голова стала медленно подниматься.