– Очень может быть, – согласился я.

– Нет, – хриплым голосом возразила Алина. Она продолжала «дремать» и глаза не открывала. – В архиве я смотрела иммиграционные списки Фамагусты семьдесят четвертого года. Марата в них не было. Челеш погиб из-за банального несчастного случая. Он сидел в открытом кафе недалеко от отеля, и в этот момент на тротуар вылетел грузовик, водитель которого не справился с управлением. И вообще, никакой иммиграционной суматохи в городе не было.

– Что ж ты молчала! – воскликнул я, интонацией несколько преувеличивая значение этой информации. – Это же очень важно!

– А что это нам дает? – с безразличием спросила Алина.

– Это дает нам право утверждать, что Марат не собирался бежать из города и в день его гибели пластин при нем не было.

– Все равно это ничего не меняет.

– Может быть, Виктор все-таки нашел их и успел перепрятать? – предположила Лора. Она все еще не сдавалась. Очень часто незнание истинного положения дел прибавляет людям мужества и настойчивости.

– Очень сожалею, но надеяться на это не стоит, – ответил я. – Виктор сумел аккуратно снять всю потолочную конструкцию, но все равно ничего не нашел, о чем позавчера ночью сообщил сестре сигналами Морзе. Стелла потом металась по комнате и рвала на себе волосы. Она не знала, что я слежу за ней, и потому ее реакция была искренней… Да посудите сами: если у Виктора в руках оказались пластины, подобные той, которая недавно была продана на аукционе в Бостоне за восемьсот тысяч долларов, стал бы он рисковать, идя на аферу, из-за трехсот тысяч?

– Значит, кому-то очень повезло, – подытожила Алина. – Что ты все время смотришь на эту фотографию?

– Придумываю разные версии и сам же их отвергаю, – ответил я, стоя под узким окном и, наверное, уже в сотый раз всматриваясь в снимок. – Вот подумал: а почему мы решили, что фотоаппарат был закреплен на уровне человеческого роста? А если почти у самого пола?

– Ну? – спросила Лора, с мольбой глядя на меня. – А если у самого пола?

– Тогда, – ответил я, – у нас появился бы шанс найти пластины этажом выше.

– А почему ты говоришь «появился бы»? – настаивала Лора.

– Потому что этот шанс, как ни горько, не появился… Вот смотри! – Я поднес снимок к глазам Лоры. – Представь, что фотоаппарат закреплен у самого пола. Смогла бы ты с такого ракурса увидеть поверхность подоконника?

– Нет, – упавшим голосом ответила Лора.

– А на снимке подоконник виден во всей своей красе… М-да, красивее не бывает…

Ей не эта глупая геометрия нужна, думал я, прикусив язык. Она хочет, чтобы я предложил смелую идею, как помочь ее отцу. А у меня все идеи, как назло, исчерпались. В голове пусто, как утром в стакане пьяницы… Но что ж это я, в самом деле, глаз не могу оторвать от снимка. Что я еще надеюсь высмотреть? Почему меня что-то тревожит, какая-то смутная несуразица, которую чувствую, но увидеть и объяснить не могу?

Мой взгляд полз по снимку, как улитка по виноградному листу. Белая оконная рама… Блик фотовспышки на стекле… «Биг-Бен»… Марат, присевший на корточки, чтобы быть вровень с сыном… Марат…

– Снимки есть? – отрывисто спросил я, продолжая пялиться на изображение Марата, словно опасался, что оно исчезнет, как только я переведу взгляд на девушек.

– Какие снимки? – с готовностью помочь и, если надо, выкопать нужные снимки из-под земли спросила Лора.