— Я не могу взять этих денег… Они принадлежат Алексею.

— Но Алексей, вследствие какой-то излишней щепетильности…

— Бедные люди должны быть щепетильны и даже до излишества! — прервала Дробицкая. — Если Алексей не принимает ваших денег, то, без сомнения, видит, почему должен поступить так… Ведь и у нас есть вещи дороже денег, — прибавила она, — это чувство собственного достоинства!

Юлиан сконфузился и опять побежал к Алексею. По наставлению дяди, ему хотелось непременно кончить счеты с Дробицким, так как президент боялся, чтобы эта история не повредила ему во мнении шляхты и не помешала получить давно желаемое звание губернского предводителя дворянства. Затем Юлиан решился еще прибегнуть к посредничеству Юноши, но последнему надо было откровенно объяснить все дело.

— Изволишь видеть, милый мой, — отвечал граф в сермяге, — вы сознаете, что очень несправедливо поступили с Дробицким, а за подобные вещи не платят деньгами. У вас не искореняется исконное заблуждение, что все можно купить за деньги. Предание до сих пор напоминает вам прежнюю шляхту: содержа ее в качестве слуги, на собственном жалованье, вы и мы, целые двести лет пользовались ею в своих интересах. Начиная от войны Кокошей, в которую, как вы знаете, шляхетская независимость последний раз обнаружила себя раздражением и угрозами, до пьяных и безумных сеймов Станиславских времен, — мы постоянно трудились над порабощением братий шляхты — точно так, как в древнейшие времена сама шляхта порабощала крестьянина… Но сегодня шляхтич, а завтра крестьянин, должны будут почувствовать свое достоинство и увидеть в себе человека, равного нам по душе своей… Вы обидели Дробицкого и хотите заплатить ему деньгами. Он оставил без внимания и простил вашу глупость, но ни он сам, ни окружающие его друзья и родные, поверь, никогда не прикоснутся к постыдным деньгам.

— Пане граф, — воскликнул Юлиан, — прискорбно слышать, что вы с такой точки понимаете нас… Президент…

— Я очень уважаю вашего президента, — перебил граф, — но не вижу средства вознаградить обидное слово деньгами. Дробицкий не возьмет их, и я хвалю его за это. Он не умрет с голоду и давно знаком с бедностью, которая, право, не так тяжела, как воображаете вы, паничи!

С этим и уехал Юлиан. Дядя нетерпеливо ждал его на террасе, где подан был чай. Прекрасная Анна сама наливала его для гостей — двух Замшанских и семейства Гиреевичей. Юлиан и дядя отошли в сторону.

— Ну, что? — с улыбкой спросил президент. — Рассчитался?

— Нет…

— Как — нет? Почему?

— Дробицкий прямо сказал, что назначает эти деньги на пополнение убытков по делу с наследниками Шаи.

Президент вспыхнул.

— Надо было…

— Я делал все, что мог, но трудно было сладить с их шляхетской гордостью, а старик Юноша почти обругал меня.

— Все дело в том, — с улыбкой прибавил дядя, — что мы должны будем заплатить вдвое против теперешнего.

— Нет, — возразил Юлиан, — могу ручаться, что они не возьмут ни гроша. Дробицкий — человек с сильным характером.

— Однако, мы не можем принять его услуг даром! Пусть отдадут эти деньги бедным…

— Мы должны смолчать и проглотить эту пилюлю за одно ваше слово, милый дядюшка!..

— Но что я сказал обидного? — перебил президент.