|
Логовища львов и волков не знают подобной жестокости. Эти дикие обитатели пустыни повинуются богу и природе, нежно и тщательно заботясь о своем потомстве. Они охотятся, стоят на страже, бьются и почти что голодают ради сохранения своей молоди, никогда с ними не расстаются, никогда не бросают их, пока они не способны обходиться без посторонней помощи. И неужели это привилегия одного человека — поступать более противно природе, чем дикие и самые неукротимые из тварей? Разве бог не запрещает нам под страхом самого сурового наказания, т. е. смерти, лишать жизни любого человека, даже незнакомого и даже если нас подстрекают к этому? А разрешает ли он нам уничтожать тех, кого он поручил нашим заботам и вниманию, и требует от нас, чтобы мы в соответствии с велениями природы и разума и его данной в откровении заповедью берегли? Он с особым тщанием позаботился о том, чтобы все части сотворенного им мира, все разнообразные виды живых существ размножались и продолжали свой род, и заставил отдельных их представителей действовать так настойчиво для достижения этой цели, что они порой ради неё пренебрегают своим собственным личным благополучием и, кажется, забывают то общее правило самосохранения, которому природа учит все живое, и сохранение их потомства, как самое сильное начало, берет у них верх над конституцией присущей им природы. Так, мы видим, что, когда это нужно их потомству, робкие становятся храбрыми, злобные и жестокие добрыми, хищные — нежными и великодушными.
57. Но если примеры того, что было, должны служить правилом для того, чему следует быть, то история снабдила [c.180] бы нашего автора случаями применения этой абсолютной отцовской власти во всей её возвышенности и совершенстве, и он мог бы нам показать, как в Перу люди заводят детей с целью откормить их и съесть. Пример этот настолько выдающийся, что я не могу не привести его в виде авторской цитаты. "В некоторых провинциях, говорит он, столь жаждут человеческой плоти, что у них не хватает терпения дождаться, пока дыхание покинет тело, и они сосут кровь из ран умирающего. Они устраивают публичную распродажу человеческого мяса, и их безумие в этом деле достигает такой степени, что они не щадят собственных детей, которых они имеют от иноплеменных женщин, захваченных на войне; ибо они делают пленниц своими любовницами и тщательно откармливают детей, которых от них имеют, примерно до тринадцати лет, когда их убивают и пожирают; и они поступают с матерями таким же образом, когда те стареют, не могут уже рожать детей и перестают поставлять им жаркое", Garcilasso de la Vega hist. des yncas de Peru, 1.1. с. 1229. 58. Настолько далеко, до жестокости ниже уровня животных, может довести беспокойный ум человека, когда он забывает о разуме, который ставит его почти наравне с ангелами. Но по-иному не может и быть, ибо речь идет о существе, мысли которого бесчисленнее песков и шире океана: фантазия и страсть должны неизбежно увести его на странные пути, если он не управляется разумом, который является его единственной звездой и компасом. Воображение всегда беспокойно и внушает самые разные мысли, а воля, когда разум забыт, готова к любому необычному делу; и в этом состоянии тот, кто уйдет дальше всех в сторону от обычных путей, считается самым подходящим вождем и уверен в том, что большинство последует за ним; а когда мода однажды закрепляет то, что начато безрассудством или хитростью, обычай делает его священным, и противоречить ему или ставить его под сомнение будет считаться наглостью или безумием. Тот, кто беспристрастно посмотрит на мир, обнаружит, что столь многое было введено и закреплено в религии, государственном правлении и нравах народов мира таким образом, что он не может не испытывать очень мало почтения к обычаям, распространенным среди людей и пользующимся у них доверием, и у него будет основание полагать, что леса и чащи, где неразумные, необразованные обитатели ведут правильную жизнь, следуя природе, более пригодны к тому, чтобы давать нам законы, чем города и дворцы, где те, кто называют [c. |
