Голландское слово, написанное на брезентовом тенте, становится последним, что он видел в этом мире.
Ибо в указанный момент там, на бульваре Гувьон-Сен-Сир, Ахилл Пармантье вдавливает хромированную кнопку на своем устройстве.
Грохочущее пламя поглощает Стевена. Он не успевает почувствовать боль, только лишь удивление, которое исчезает вместе с ним, так и не прояснившись.
Первый эпилог
Президент заканчивает чтение Минутки в тот момент, когда я вхожу в его отдельный кабинет, называемый Розовое Бюро. Он протягивает газету своему странному секретарю по частным делам.
— Очень интересно, — говорит он, — обожаю передовицы Франсуа Бриньо.
Он предлагает мне свою великолепную пишущую руку, которая не споткнется и о самые вычурные формы сюбжонктива даже откровенно отвратных глаголов третьей группы…
— Привет, комиссар, когда вам предоставляют возможность действия, вы выбираете для этого крайние средства!
Он принимается напевать: «Если лагуны прекрасной Венеции…» Секретарь произносит: «тсс, тсс», призывая его к порядку. И премьер всех французов возвращается к своему барану (мне).
— Сколько смертей в данном деле, комиссар?
— У меня всего лишь десять пальцев, господин президент, — замечаю я.
Он вздыхает:
— Что меня беспокоит, так это наши американские друзья. Один из них, мне вроде говорили, стал безногим?
— Другой безруким, а у третьего нет больше тестикул, несмотря на все мое к вам уважение, господин президент.
Семилетний складывает руки.
— Какой ужас! — произносит он. — Но, в конце концов, подобный исход все же предпочтительней, чем если бы такое случилось со мной; американец это американец, не правда ли?
— Совершенно с вами согласен, господин президент.
— Тестикулы для подобных людей то же самое, что варенье для диабетиков. Каковы наши дела?
— Полный успех.
— Вы находите?
— Если отвлечься от помянутых неприятностей, причиненных янки, собственный наш контингент не пострадал.
— Ладно, это уже хорошо.
— Все мерзавцы сложили свои головы.
— Право слово, нужно было, чтобы они не имели возможности заниматься больше своими делишками.
— Точно.
— А чудо-оружие?
— Официально, экспериментальный образец исчез, и секретные службы США могут искать его до скончания века…
— Он уничтожен взрывом на автостраде.
— Пусть придерживаются данной версии, если так им подсказывает сердце!
— И токсичный газ больше не угрожает моим дорогим французам и дорогим француженкам?
— Никоим образом, господин президент.
Я понижаю тон.
— Господин президент, могу ли я на несколько минут остаться с вами с глазу на глаз?
— Но мы и так с глазу на глаз!
— Нет, — отвечаю я, указывая подбородком на секретаря.
Президент качает головой, потом вздыхает:
— Ладно.
И заинтересованному лицу, побледневшему от унижения:
— Дорогой друг, не могли бы вы поискать мне номер Фигаро?
Парень выходит. Я рассказываю моему прославленному собеседнику правду. Газ находится в лаборатории профессора Лопушляпа.
— Теперь, благодаря тому, что произошло, мы можем просто-напросто оставить его себе, поскольку трое америкосов, несмотря на полученные физические повреждения, смогут засвидетельствовать нашу добросовестность.
Ты знаешь нашего президента?
Он не из очень уж смешливых людей. |