– Да еще репортеры толкутся.

– А чего им надо?

– Сегодня утром застрелили заключенного. Прямо на ступенях суда. Он должен был давать показания по тому большому делу о наркотиках.

Отец Каллахан кивнул.

– Как Николь Саторини? Ее привезли раньше? Лобовое столкновение. Я слышал, она в реанимации. Семья с ней?

Медсестра глубоко вздохнула.

– Отец, мне очень жаль. Она умерла. По-моему, семья недавно ушла из больницы.

Сэм Спеллинг ухватился за белый халат врача, как утопающий за спасательный круг.

– Все хорошо, – сказал врач, придерживая Спеллинга за руку. – Вам нужно отдохнуть. Ложитесь обратно. Мы заново запустили вам сердце.

Охранник из Управления исполнения наказаний заглянул за занавеску, но врач покачал головой и опустил руку Спеллинга на каталку. Потом взглянул на монитор и произнес:

– Давление девяносто на пятьдесят. Пульс тридцать девять. Ставьте следующую капельницу.

Медсестра кивнула и приступила к делу.

Спеллинг приподнял голову. Тюремный охранник стоял у самой кровати и наблюдал за процедурами. Сложением он напоминал полузащитника, крепкий лоб, нос расплющен и в шрамах. Спеллинг посмотрел ему за спину. У сестринского поста стоял мужчина в черном костюме. На мужчине был воротничок священника. Спеллинг моргнул, из глаз потекли слезы. Он улыбнулся, потрескавшиеся губы дрогнули, левая щека искривилась.

– Отец! – закричал Спеллинг.

Отец Каллахан уже уходил, но обернулся на крик.

– Отец!

Священник направился к испуганному мужчине. Охранник поднял ручищу, будто стоял у школьного перехода.

– Сэр, не подходите!

– Этот человек звал меня, – сказал отец Каллахан.

– Этот человек – заключенный, – набычился охранник.

– Он человек, и ему плохо.

Спеллинг умоляюще смотрел на молодого доктора влажными глазами.

– Док, пожалуйста, можно, я поговорю со священником? Всего полминуты?

– У вас было два сердечных приступа за час. Вам нужно отдохнуть.

– Док, пожалуйста! Я видел такое… я не могу это описать. Я не могу туда вернуться. Мне нужно поговорить со священником – исповедаться. Мужик, мне срочно нужен Бог!

3

Врач сухо кивнул.

– Пару минут, отец, не больше. Его скоро перевезут в хирургию.

Медики отошли, а отец Каллахан шагнул мимо охранника к постели Спеллинга.

– Отец, – начал Спеллинг, глядя на свою дрожащую руку, на которой, у запястья, теперь виднелась надпись «IV». – Вы только поглядите, трясусь, будто пил четыре дня. Отец, я жил дурацкой жизнью и был не слишком-то религиозным человеком… но я всегда верил в Бога.

Отец Каллахан кивнул.

– Я видел кое-что, пару минут назад, – продолжал Спеллинг, – и напугался до усрачки. Простите, что я так говорю, отец, но я думал, я умер… умер и отправился прямиком в ад. Блин, теперь я уверовал. Вы не против задернуть занавеску? Я хочу исповедаться.

Отец Каллахан кивнул и подошел к занавеске.

– Пожалуйста, дайте этому человеку побыть несколько минут в уединении, чтобы исповедаться в своих грехах, – прошептал он охраннику.

– Тут парой минут не обойдешься, – с ухмылкой ответил охранник.

Отец Каллахан задернул занавеску и повернулся к Спеллингу.

– Отец… Я не знаю, как сказать…

– Просто говорите от самого сердца.

– Мое сердце здорово поизносилось, но я попробую. Скажите, как вас зовут?

– Отец Джон Каллахан. Я священник епископальной церкви.

– Могу я называть вас отцом Джоном?

– Да.

– Отец Джон, может, вы замолвите за меня словечко наверху.