Стеклянные окна раскрылись, можно сказать – разверзлись, и волны морского воздуха стали вливаться в «Наутилус».

17. ОТ МЫСА ГОРН ДО АМАЗОНКИ

Как я очутился на палубе, я не знаю. Может быть, перенес меня туда канадец. Так или иначе, но я дышал. Я втягивал в себя животворящий воздух моря. Рядом со мной мои товарищи упивались его освежающими молекулами. Несчастным, долго голодавшим людям нельзя набрасываться на первую предложенную пищу. Нам же, наоборот, не надо было сдерживать себя, мы могли всей силой своих легких вдыхать атомы морского воздуха, а морской бриз сам собой вливал в нас этот сладостный пьянящий воздух.

– Ах, кислород, какое это благо! – говорил Консель. – Теперь, господин Аронакс, не бойтесь наслаждаться им. Здесь хватит его на всех.

Нед Ленд не произносил ни слова, а только раскрывал свой рот, но так, что даже акуле сделалось бы страшно. А какой у него могучий вдох! В легких канадца была такая «тяга», как в хорошо растопленной печи.

К нам быстро возвращались наши силы, и, когда я огляделся, я увидал, что на палубе были только мы. Никого из экипажа. Даже капитана Немо. Странные моряки «Наутилуса» удовлетворялись тем воздухом, который циркулировал внутри самого судна. Ни один не вышел насладиться вольным воздухом.

Первые произнесенные мной слова были словами благодарности двум моим товарищам. За долгие часы нашей агонии Консель и Нед поддерживали во мне жизнь. Никакой благодарностью нельзя было отплатить за их преданность.

– Ладно уж, господин профессор, не стоит и говорить об этом! – ответил мне Нед Ленд. – В чем же тут заслуга? Никакой. Это простая арифметика. Ваша жизнь дороже нашей. Стало быть, ее и надо сохранить.

– Неверно, Нед, – ответил я. – Нет никого выше человека доброго и благородной души, а вы – такой!

– Ладно! Ладно! – повторял смущенный канадец.

– И ты, мой милый Консель, ты тоже очень страдал.

– Да нет – не очень. Говоря правду, мне, конечно, не хватало немного воздуху, но, по-моему, я к этому был приспособлен. Кроме того, я видел, что господин профессор теряет сознание, а от этого у меня пропадало желание дышать. Как говорится, у меня в зобу спирало дыхание.

Консель, чувствуя, что запутался в общих рассуждениях, замолк.

– Друзья мои, – ответил я, глубоко тронутый, – теперь навеки мы связаны друг с другом, и по отношению ко мне вы имеете полное право…

– Которым я воспользуюсь, – прервал меня канадец.

– Эге! – произнес Консель.

– Да, – продолжал Нед Ленд, – правом взять вас с собой, когда я брошу этот дьявольский «Наутилус».

– В самом деле, – сказал Консель, – разве мы не идем в хорошую сторону.

– Да, – ответил я, – мы идем к солнцу, а здесь солнце – это север.

– Все так, – заметил канадец, – но вопрос в том, пойдем ли мы в Атлантический или в Тихий океан, иными словами, в море, часто посещаемое кораблями или безлюдное.

На это я не мог ответить, я сам побаивался, что капитан Немо поведет нас в тот великий океан, который омывает берега Америки и Азии. Этим он закончит свое подводное кругосветное плавание и вернется в те моря, где «Наутилус» будет находиться в полной независимости.