Может, до такой степени дух жарящейся на дешевом масле картошки осточертел, что горелым кажется. Бедняцкий деликатес – жареная картошка. И вид у Дины в большом зеркале в прихожей тоже бедняцкий. Не в смысле одежды, а в смысле рыхлого тела, закормленного сытной углеводистой едой. Потому что у богатых теток таких противных брюшек не бывает. У них, у богатых, даже после пятой беременности во всех местах подтянуто. А она как родила год назад второго ребенка, так и живет с этим пузом, нагло выпирающим из любой более или менее модной одежки. Можно было, конечно, Ксеньку и не рожать, себя поберечь… Но опять же вопрос – для кого себя беречь-то? Для Димки, что ли? Нет уж, обойдется! Пусть теперь кормит все семейство как хочет…
А картошка действительно чуть пригорела. Не получилось из нее на сей раз деликатеса фри. Попортили всю жареную красивость черные обуглившиеся вкрапления. Придется зеленью маскировать, придавать товарно-съедобный вид… Уж в чем в чем, а в «придании вида» она за эти годы ой как насобачилась. Только и делала, что «вид придавала», все бедность да убогость старалась хоть чем-то прикрыть. То занавески модные оборчато-рыхлые на окна повесит, то картинки на стены приткнет, то столешницу потертую в клеенку укатает… Хотя чем ее, если честно, прикроешь, эту бедность? Вон она, изо всех углов лезет! Плита допотопная, холодильник старый, пол выложен зеленой-белой плиточкой… Ни у кого уже такой плиточки на кухне нет! А этот гарнитур кухонный! Мечта хозяек времен развитого социализма! Четыре навесных белых шкафа, два стола да узкий пенал, притулившийся сбоку. Еще и громоздкая кофеварка стоит, красуется памятником. Чего она тут стоит вообще? Можно подумать, у них в доме хороший кофе водится… Надо вообще ее с глаз долой убрать, чтоб не раздражала…
Господи, как же папа тогда, пятнадцать лет назад, собой гордился, что такую жизнь красивую дочери обустроил! Ему по тем временам это раз плюнуть было – и квартиру сделать, и всю эту красоту по блату, то есть по старым и очень приемлемым ценам добыть… Кто ж знал тогда, что слово «блат» доживает последние свои денечки, что исчезнет вскорости из лексикона как понятие, что все это можно будет пойти и купить спокойно, были бы деньги… Не знал папа, не прочувствовал нужного момента. Другие прочувствовали, а он – нет. Вот и остался за бортом благополучия. Живут сейчас с мамой на жалкую муниципальную пенсию. Хорошо, хоть дачу построить успел. А то бы и без картошки сидели…
Да, тогда все красиво было, конечно. Свадьба, кольца, машина, ключи от квартиры на голубой тарелочке. А главное – Димка рядом.
Жених. Красавец. Правда, мама сразу против Димки настроена была, говорила – с мужицкой красотой далеко не уедешь. Одни, мол, от этой красоты неприятности семейные случаются. И себя в пример приводила – уж она-то вроде сумела разобраться по молодости, за кого следует замуж выходить… Но разве до маминых настроений ей тогда было? Она ж победительницей себя чувствовала, держала Димкину руку, как дурная бегунья спринтерша финишную ленточку. Радовалась, что Майку на повороте обошла. Вот же дура была, блин… Нашла с кем соревноваться – с Майкой Дубровкиной! Чего там с ней соревноваться-то? Замухрышка дылдообразная…
Майка любила Димку чуть ли не с первого класса. Если действительно дети в таком возрасте любить умеют, то да, Майка точно любила. Замирала, млела, чуть в обморок не падала. Ее даже и в классе не дразнили – все попривыкли как-то к этому обстоятельству, что Майка Дубровкина любит Димку Ненашева. И Димка тоже привык. Позволял себя любить, как барин какой. И домашние задания аккуратно списывал, и контрольные ей подсовывал, и школьные завтраки съедал… А к восьмому классу вроде как и задружил даже с Майкой. Вроде как все по плану. Если любит – так отчего же нет?
Этой дружбы Дина стерпеть уже не смогла. |