Риса немедленно отослали к родственникам в Йоркшир, и за все эти годы он ни разу не написал Лейну, не подумал справиться о здоровье старого друга. Хотя справедливо подозревал, что его состояние будет именно таким. Джордж был изуродован и искалечен на всю жизнь.

Крохотный укол совести превратился во множество шипов, впивавшихся в его грудь.

— Я отведу лошадь на конюшню, сэр. — Старик с улыбкой взял костыль под мышку и потянулся к узде свободной рукой. — Заходите и позавтракайте.

Рис неохотно вручил ему поводья. Хотя не следовало взваливать на старика такой труд. Он и сам мог бы расседлать и расчесать лошадь. Но настаивать не стоило. Он знал многих солдат, искалеченных в бою, и научился никогда не сомневаться в их физических возможностях.

Кроме того, увечья Джорджа не слишком ему мешали. Конюшня, насколько мог видеть Рис, была в идеальном порядке.

— Милорд, вам ни к чему беспокоиться, — сказал Лейн. — Вы же знаете, что я прекрасно позабочусь о жеребце.

— Да, знаю, — кивнул Рис, гадая, почему старик не хотел пускать его в конюшню. Возможно, все дело в том ужасном пожаре… Он, Рис, тогда едва ли не сгорел. На месте Джорджа он тоже не пустил бы бывшего хозяина в конюшню.

Рис прислонился к двери и сказал в темное пространство:

— У вас большая конюшня. Ваша дочь говорила, что здесь в основном держат вьючных пони.

— Это верно, — согласился Лейн. — Я стал разводить их десять лет назад, когда привел с пустошей несколько диких пони. Теперь все они хорошо выдрессированы и выносливы. Мы даем их на время тем, кто попросит. Местным фермерам… и прочим.

Рис снова кивнул и тут же спросил:

— А почему вы не держите почтовых лошадей?

Кареты и дилижансы часто меняли лошадей, и если бы в «Трех гончих» держали таковых для обмена и сдачи внаем, то гостиница получала бы куда большую прибыль.

— Я бы с радостью, — ответил Джордж. — Но у меня нет подходящих производителей. Трудно накопить на них нужную сумму у нас в деревне. Ведь тут чаще платят долги яйцами, чем шиллингами.

— Могу представить…

Рис вздрогнул, почувствовав, как что-то уткнулось ему в ногу. Повернувшись, он увидел пару длинноухих гончих, обнюхивавших его сапоги.

— Убирайтесь, — проворчал он, делая вид, что сейчас пнет собак. — Мне нечем вас угостить.

— Они просто решили на вас посмотреть, — послышался женский голос. — Они за мной постоянно ходят.

Перед ним стояла Мередит, державшая большую плетеную корзину, прикрытую цветной муслиновой тряпочкой, откуда выглядывали дрожжевые булочки. В желудке Риса вновь пробудился голод.

— Вы еще здесь? — спросила она. — Я думала, вы уже уехали.

— Уехал. Но потом вернулся.

— Не знаю, почему эта гостиница получила свое название, — продолжала Мередит, наблюдая, как собаки обнюхивают его сапоги. — Ведь Мэддокс всегда держал только двух гончих. А когда напивался, говорил слишком скандальным посетителям, что запек третью в пирог. — Она заглянула в конюшню. — Отец, я же говорила!.. Оставь эту работу Деррилу. Тебе нельзя напрягать сердце!

— Я чищу лучшего коня во всем Девоншире. И это не работа, а удовольствие.