— Зачем ему понадобилось про дом узнавать? Сейчас у них, конечно, собственность возвращают, но он ведь не гражданин Эстонии, ему ничего не дадут.

— Ох, не знаю я ничего, даже не знала, что он писал туда!

— А самое интересное, зачем он это письмо в кастрюлю положил, от кого он его прятал-то?

— Ты думаешь, от меня? Вот и на конверте стоит: до востребования, понятно, почему я, этого письма не видела.

— Нет, не от тебя. Потому что вот, смотри: на почтовом штемпеле стоит 11 марта, а сейчас у нас июнь, а положил он это письмо в кастрюлю не больше недели назад, потому что кастрюля чистая, пыли на крышке нету. Ох и аккуратный у тебя муж!

— Вот, теперь у другой жены будет пыль вытирать, — пригорюнилась Алка.

— Ладно, хватит расстраиваться, греем воду и ложимся наконец, я с ног падаю.

Наутро Надежда проснулась рано в отвратительном настроении, потому что от съеденной накануне ночью сомнительной полукопченой колбасы у нее разболелся живот. Найдя на кухне в холодильнике бутылку «боржоми», она приободрилась. Солнце уже встало, день обещал быть жарким, попугай Кеша приветствовал ее на языке племени папуасов «Ромамбо-хара-мамба-ру!», наверное, ночью ему приснилась родина. Вернувшись в гостиную, где она спала на диване, Надежда заметила на паркете белые следы мокрых кошачьих лап..

«Если, набрав из-под крана воды, лапы намочите кошке», — вспомнились ей детские стихи. — Интересно!" — она прошла по следам в обратную сторону, оказалась в Пашкиной комнате, с трудом протиснулась в дверь, пролезла между кучами одежды, спортивного инвентаря, учебников, каких-то радиодеталей и на письменном столе между компьютером и магнитофоном обнаружила аквариум.

Крышка с него была аккуратно сдвинута, внутри радовали глаз водяные растения.

— Красиво, — произнесла Надежда, — а только где же рыбы?

Она прошла в спальню к Алке.

— Алка, вставай, рыбы нашлись!

— Где? — Алка с трудом открыла глаза.

— У Марфы внутри.

— Ну я так и знала. Зараза, добралась-таки до них!

Кошка обнаружилась на кухне. Аккуратно подогнув под себя лапы, она лежала на холодильнике возле клетки и играла с попугаем в гляделки.

— Вот так она и на рыб смотрела-смотрела, а потом — раз! — и нету.

Алка оглядела аквариум.

— А вообще-то так даже лучше и хлопот меньше, но за попугая, Марфа, ответишь, если что.

— Террор! — присовокупил попугай.

— Как он много слов у вас знает.

— Да, он днем тут один сидит, радио слушает, а вечером Пашка его к себе в комнату берет, музыку ему какую-нибудь свою ставит. А эти группы современные, ты же понимаешь, вот он и нахватался — разных словечек. Еще по телевизору рекламу любит смотреть.

С утра Алка выглядела гораздо лучше, чем накануне, она порозовела, глядела бодрее. Про уход Алкиного мужа они дружно старались не говорить. После завтрака Надежда, видя, что Алка в порядке, собралась уходить — ей не давал покоя собственный разоренный коридор.

Когда она стояла в прихожей, гладя на прощание кошку Марфу, раздался телефонный звонок. Алка сняла трубку, послушала:

— Да, это наш телефон, да, есть собака, кобель, восточно-европейская овчарка… Что?

Увидев Алкино лицо, Надежда стремглав бросилась в комнату и схватила трубку параллельного телефона. С Алкой говорила женщина, судя по голосу, довольно пожилая.

— Ведь ваша собака пропала, не так ли?

— Да, — неуверенно сказала Алка, — можно и так сказать.