— He-а! Вообще-то я иногда помогаю… штампы на этикетки ставлю, бутылки составляю.

— А можно, я тоже?

— Ну… можно, наверное.

Они проторчали на заводике целый день, а назавтра пришли уже вчетвером — с Олежкой и Генкой. Девять женщин, работавших под началом Лёшкиного отца, давали им несложные задания, угощали газировкой, благодарили за помощь. Лёшка прикипел душой к спокойному, немногословному Генчику, и скоро они стали неразлучны.

— 3 —

Петька нашла Лёшку и Алёнку у ручья, в Заколдованном лесу, как и говорил Морюшкин. Алёнка прижала к себе маленькую плюшевую собачку, глаза её подозрительно блестели. Петька подошла, не здороваясь, села рядом с Алёнкой на скамейку. Лёшка, что-то говоривший, сбился. Смутился и подтолкнул Алёнку:

— Иди отсюда…

— Не пойду, — чуть не плача, но упрямо сказала Алёнка, — я первая здесь сидела, а не ты! Сам вот и иди…

— Ну, ты даёшь! — восхитился её дерзостью Лёха.

— Ты чего к ней пристаёшь? — угрожающе спросила Петька.

— Не пристаю я.

— Пристаёт! — начала плакать Алёнка. — Он пристаёт! Петь, скажи ему!

— Да чего ты, дура, заголосила! — крикнул с досадой Лёшка.

Алёнка заплакала в голос, а Петька набросилась на Лёшку:

— Что ты кричишь? Пристал к маленькой! — она порывисто и грубовато обняла Алёнку. Та хотела вырваться, но Петька не замечала, только сильней прижала её к себе. — Что ты от неё хочешь?

— Знать хочу, говорила она своему брату чего про шалаш или нет!

— Дурак ты, Лёшенька! Зачем тебе это понадобилось?

— Потому что… Потому что я хочу знать, кто виноват, вернее, что этот твой Денёк ненаглядный не виноват!

Петька даже не обиделась на «ненаглядного», до того ей грустно стало:

— Ну почему тебе так не хочется, чтобы человек оказался честным?

Жёлтые Лёшкины глаза сузились. Стали совсем кошачьими.

— Потому что если кое-кто в этого человека влюбился по уши, то это ещё ничегошеньки не значит, — насмешливо, с растяжечкой сказал Лёшка, резко повернулся и пошёл прочь.

Петька так и застыла на месте от этих слов.

Прошлой зимой Бродяги часто катались на санках. Эта забава была самая любимая. Сядешь верхом на старые заслуженные санки, верёвку натянешь, как вожжи, и — вниз! вниз! по укатанной горке. Бывали и весёлые неудачи — санки сворачивали в мягкий пушистый снег. Но однажды Петька врезалась в заледенелый сугроб. Голова загудела ровно и муторно, а лицо жгло, будто в кожу вонзились тысячи ледяных игл — вроде бы и лёд, а лицо горит.

И сейчас, после Лёшкиных слов, Петька будто бы снова на большой скорости врезалась в ледяной сугроб: лицо вспыхнуло, загорелось огнём, а голова загудела. Алёнка стала дёргать Петьку за рукав, но она только головой помотала — ничего, мол, всё в порядке, — и со всех ног бросилась бежать. Через Заколдованный лес, через Поляну, по лестнице в Хижину. Слава Богу, никого! Петька с разбегу повалилась на коврик. Что он такое сказал?! Неужели все так думают? Разве она, Петька, ведёт себя так, что про неё такое думают? Неужели и Денёк тоже думает, что она влюбилась?!

Что ей делать теперь?

— Петь, Петь? Что с тобой? — это неслышно пришла Ленка и осторожно тронула подружку за плечо.

Петька оторвала ладони от лица, посмотрела на Ленку огромными блестящими глазами, сказала торопливо и жалобно:

— Лен, Лёшка сказал, что я в Денька влюбилась. Он ненормальный какой-то, с Алёнкой разбирался…

— С Алёнкой разбирался?

— Да… И про меня такое сказал… Зачем он так сказал?

Ленка покачала головой, села напротив Петьки.