У меня было достаточно времени подумать об этом, и потому я смогла сразу дать ответ.

– Ну, во-первых, у него манера такая – молчать. Собирать, копить и молча чахнуть над своим богатством. Возможно, частично это объясняется тем, что не так уж он и много знает. Сколько раз убеждалась – он занимается саморекламой, а когда доходит до дела, выясняется: за душой у него очень немного, в основном он располагает предположениями, наметками, а не конкретными доказательствами. А в данном случае, если у него и были документы, в своем бардаке он их не смог разыскать. Теперь, почему его не убили? Он никаких преступлений не совершает, поэтому полиция им не заинтересуется и обыска в его бумагах делать не станет. Нет оснований для обыска: правовых, юридических, законных. А вот если его убьют, тогда уж полицейские вынуждены будут перевернуть у него все вверх дном. То же самое, между прочим, и со мной. Им выгодней, чтобы я оставалась живой.

– А ты откуда знаешь, что у него бардак?

– Он же не изменился, каким был со мной, таким и остался. Я как-то попросила его принести мне очень нужные оставшиеся у него документы, так он с раздражением ответил – не станет из-за меня перетряхивать все двенадцать тонн своей макулатуры. И я ему верю. Таким он был всегда, такой и сейчас. Недавно захотел что-то мне доказать, так две недели перерывал у себя горы бумаг, но так и не нашел нужной. Я тогда специально считала дни. Боюсь, полиция не принимает его всерьез, а его бывшие коллеги избегают его, как чумы или холеры какой. Правда, молодежь его не знает, некоторые с ним общаются.

– Понимаю, – отозвался Гжегож, внимательно выслушав меня. – И даже начинаю немного сочувствовать вашей полиции.

Я ухватилась за возможность поймать его на слове.

– А раз сочувствуешь, так помоги ей немного. Анджей переслал тебе факсом некоторые сведения, ты говорил…

– Говорил, вот они, передо мной.

– Окажи услугу симпатичному парню, передай ему весь этот факс. Очень поможешь им! Можно, я назову тебе номер?

– Ты знаешь, у меня нет склонности к парням, даже симпатичным. Ну да ладно, охотно окажу услугу полиции, если это поможет разоблачить Мизюню, знаешь, никак не могу простить ей «услуги», оказанной мне двадцать пять лет назад. Диктуй цифры.

Вот таким образом через полчаса капитан Борковский уже располагал столь нужными ему сведениями. Надеюсь, если возникнет необходимость, он мне тоже окажет услугу…

На голову можно было не обращать внимания, раз Гжегожа здесь нет. Парик помогал решить проблемы всех официальных встреч, ведь на них не вступаешь в личные контакты… И я опять пожалела о том, что, обнаружив магазин с прекрасными париками, сразу не приобрела себе несколько штук в запас.

Впрочем, еще не все потеряно. Местонахождение магазина я помнила прекрасно, в Кобленце, на торговой аллее, закрытой для транспорта, в старой части города. Никто не помешает мне туда съездить еще раз. Не сейчас, разумеется, немного позже, когда разделаюсь с проблемами. И я заранее радовалась предстоящей поездке.

Нога понемногу приходила в норму. Я уже могла спускаться со ступенек как человек, а не как раскоряка, только все еще боком. А вот танцевать еще не могла. Три дня я просидела неподвижно дома, пока ремонтировали прихожую, а потом начала деликатно навязываться капитану.

Очень хотелось узнать наконец еще не разгаданные тайны всей этой аферы. Многое сама поняла, о многом догадывалась, но меня не устраивали только догадки, хотелось знать наверняка. И Гжегож по телефону торопил, его не только интересовали те же неразгаданные тайны, но он еще и беспокоился за меня, как бы Спшенгель с супругой Мизюней все-таки не решили мне отомстить.