Изменить размер шрифта - +
В этом полотне живописец лишил Наполеона героической позы. Он разоблачил в пресыщенном честолюбце совсем иные черты, которых боялись коснуться кисти Давида, Гро, Делароша или Мейссонье… Советский историк А. К. Лебедев писал, что «Наполеон для Верещагина не полубог, а жестокий и черствый авантюрист, возглавляющий банду погромщиков и убийц, приносящий неисчислимые бедствия русскому народу…» Культ личности Наполеона! О-о, сколько мудрейших не смогли его заметить вовремя…

 

***

 

 Село Тарутино — на старой Калужской дороге — лежало в 166 верстах от Москвы; именно здесь Кутузов обратился к войскам: «Дети мои, отсюда — ни шагу назад! » Вскоре возник Тарутинский лагерь, куда стекались войска, свозились припасы и полушубки, а Тульский завод поставлял в Тарутино две тысячи ружей в неделю. Но подходили новые отряды ополченцев, и оружия не хватало. Здесь можно было видеть умудренного жизнью деда с рогатиной, которого окружали внуки и правнуки, вооруженные топорами и вилами. Возник военный город со множеством шалашей и землянок. «В этом городе, — писал Федор Глинка, — есть улицы, площади и рынки. На сих последних изобилие русских краев выставляет дары свои. Здесь можно покупать арбузы, виноград и даже ананасы, тогда как французы едят одну пареную рожь и даже конское мясо…» Сюда же, в Тарутино, казаки атамана Платова и партизаны Фигнера сгоняли пленных. Скоро их стало так много, что П. П. Коновницын (дежурный генерал при ставке Кутузова) даже бранил казаков и ополченцев:

 — Куда их столько-то! На един прокорм сих сущих бездельников наша казна экие деньги бухает, яко в прорву какую…

 Кутузов расположил свою главную квартиру в трех верстах от военного лагеря — в безвестной деревушке Леташевке. Главнокомандующий поселился в нищенской избе, по-стариковски радуясь, что печка здесь большая и не дымит. Генерал Коновницын жил по соседству — в овчарне без окон, лишь землю под собою присыпав соломкою (над овчарней была вывеска: «Тайная канцелярия генерального штаба»). Кутузов готовил армию к боям, терпеливо выжидая, когда Наполеон, как облопавшийся удав, выползет из Москвы с обозами награбленного добра.

 Из Петербурга прибыл в Тарутино для связи князь Петр Волконский, и Кутузов гусиным пером указал ему на лавку.

 — Ты посиди, князь Петр, я письмо закончу.

 — Кому писать изволите?

 — Помещице сих мест — Анне Никитишне Нарышкиной…

 Было утро 23 сентября 1812 года. В избу шагнул взволнованный Коновницын, — На аванпостах появились французы с белыми флагами и просят принять маркиза Лористона для свидания с вашей светлостью. Он письмо к вам имеет — от Наполеона.

 Сразу же нагрянул сэр Роберт Вильсон, военный атташе Англии; извещенный о прибытии Лористона, он стал говорить Кутузову, что честь и достоинство русской армии не позволяют вести переговоры с противником:

 — Герцог Вюртембергский, принц Ольденбургский, ближайшие родственники мудрого государя вашего, и мыслить не смеют о мире с этим корсиканским злодеем.

 Кутузов в подобной опеке не нуждался.

 — Милорд, обеспокойтесь заботами о чести своей армии, а русская от Вильны до Бородина достоинство воинское сберегла в святости… Избавьте меня и от подозрений своих!

 Волконскому он велел ехать на аванпосты, требовать от Лористона письмо императора. Волконский сообразил:

 — Лористона вряд ли устроит роль курьера, он обязательно пожелает вручить письмо лично вам… Не так ли?

 — Известно, — отвечал Кутузов, — что не ради письма он и заявился… А ты, князь Петр, пошли адъютанта своего Нащокина ко мне в Леташевку с запросом, да вели ему ехать потише.

Быстрый переход