Карл Эммануил оставил позади Малый Сен-Бернар и помчался так стремительно, что въехал в Турин почти в то самое время, когда его отец прибыл в замок Риволи, где он намеревался отдохнуть несколько часов до того, как настанет момент испытать судьбу, ведь он был уверен, что молодого короля еще нет в городе.

С холмов Авильяны до Виктора Амедея донесся пушечный выстрел, возвещающий о прибытии Карла Эммануила в столицу.

— О! Все потеряно, — сказал он г-же ди Спиньо, — мы приехали слишком поздно.

Карл Эммануил приехал к отцу чуть свет. Большой радости по поводу его столь скорого и неожиданного приезда он не выразил.

— Условия жизни в Шамбери оказались для меня слишком тяжелыми, мне стало тесно в тамошнем донжоне, да и воздух Савойи не пошел мне на пользу, — сказал Виктор Амедей, — я подумал, что у меня может случиться новый удар… И испугался.

— Испугались? Вы, отец?

— Когда стареешь, становишься слабее духом; к тому же я счастлив, а такое привязывает к жизни.

— Я это понимаю, и мы тоже очень дорожим вашей жизнью, государь, поэтому я не позволю вам больше уезжать далеко, и, если ваше величество согласится, замок Монкальери будет немедленно готов, чтобы принять вас.

Это был вежливый способ удалить его; Виктор Амедей до крови прикусил губы и ничего не ответил.

Беседа прошла очень холодно; отец и сын расстались, твердо зная, что теперь они будут встречаться крайне редко и не станут испытывать особого желания видеться друг с другом.

Старый король и в самом деле отправился в Монкальери и с раздражением, даже неприязнью принимал там придворных, порицая все, что делалось в стране со времени его отъезда, и не скрывая своего разочарования. Он попытался прощупать настроение людей, приходивших к нему, особенно своих бывших министров и советников. Никто не понял или не захотел понять его; к нему обращались со словами сожаления, но чаще ограничивались воспоминаниями, ибо сожаления о прошлом могли пагубно отразиться на их настоящем; что же касается надежд на его возвращение, об этом никто и не помышлял.

Понимая, что ему необходимо высказаться открыто, иначе никто не встанет на его сторону, Виктор Амедей решился на этот шаг без промедления — таково свойство всех гордых натур, переживших унижение.

Он вызвал к себе маркиза дель Борго и не отпускал его, пока не разъехались все другие придворные.

Госпожа ди Спиньо очень хотела присутствовать при их разговоре, но король, не знаю почему, не пожелал этого и попросил ее удалиться.

— Сударь, — обратился Виктор Амедей к маркизу, как только они остались одни, — я послал за вами, поскольку рассчитываю предпринять одно довольно необычное дело.

— Я, как всегда, к услугам вашего величества, — ответил дель Борго.

— Праздность — совсем неподходящее состояние для такого человека, как я, сударь, — продолжал король, — мне скучна моя нынешняя жизнь, и я решил изменить положение.

— Каким образом, ваше величество?..

— Я попытался уйти на покой: он меня не устраивает; к тому же, с тех пор как я больше ни во что не вмешиваюсь, дела идут плохо. Поэтому прошу вас, а если надо, то и приказываю вернуть мне мой акт отречения: я считаю его недействительным.

— Но, государь, король Карл… — пробормотал министр, испугавшийся столь чудовищного намерения.

— Король Карл снова станет принцем Пьемонтским, как раньше, а возможно, сохранит и свой нынешний титул, если он им дорожит: между нами не возникнет разногласия из-за этого. Вам же я поручаю объявить ему мою волю, против которой, я полагаю, он не будет восставать; Карл Эммануил слишком хорошо знает, чем он обязан мне и кто я есть.