Королева прекрасно поняла, почему ей разрешили принять его: надеялись таким образом вызвать у нее неприязнь к г-же Колонна. Коннетабль горько сетовал, приписывая жене все грехи, преувеличивал ее пороки, отрицал достоинства и, в конце концов, настолько убедил в этом королеву, что ее благосклонность к беглянке несколько убавилась и у нее пропало желание вмешиваться в ее дела.

Королева велела передать Марии Манчини через г-жу де Виллар, что всей своей властью она повелевает ей вернуться к мужу и больше не покидать его, ибо никого не удастся убедить в правоте жены при виде такого супруга.

Госпожа Колонна выслушала распоряжение со смирением и по сонету королевы приняла важное для себя решение. Она отправилась в дом, которым коннетабль владел в Мадриде и в который он прибыл накануне, чтобы встретиться там с женой. Разумеется, это был ужасный день в жизни Марии Манчини.

Присутствовали при этом маркиз и маркиза де Лос Бальбасес, а также несколько друзей и родственников Колонна. Принимая жену, коннетабль сказал:

— Ну вот мы в очередной раз и соединились с вами; дай Бог, чтобы в последний! Я желаю этого, но если случится иначе, то не моя в том вина. Вы у себя дома, принимайте гостей.

Вот и весь прием, который ей был оказан. Она заметила, как сильно все изменилось и в ее окружении, и в укладе дома. Князь стал скупым, прежняя щедрость сменилась скаредностью, а Мария не привыкла к подобным порядкам.

Она попыталась вернуть все на прежние устои, но коннетабль не позволил ей это и довольно сурово отчитал за два или три заказанных ею украшения.

— Неужели вы разорились, сударь? — воскликнула она. — В любом случае, я не бедна, и на то, что принесла вам в качестве приданого, вполне могу покупать необходимые мне туалеты.

— Я не разорен, сударыня, а благоразумен. Мы с вами позволяли себе такие безумства, что теперь это надо исправлять, чтобы оставить нашим детям то состояние, которое я получил от отца и предков.

— Верно, сударь… Но я ничего не получала от отца, у меня его не было, зато был дядя — он стоил всех ваших предков вместе взятых, не забывайте об этом.

Князь не намерен был выслушивать отповеди и, сочтя, что Мария, осмелившаяся повышать на него голос, слишком много себе позволяет, не стал терпеть такой дерзости. Произошла ссора, за ней другая, и так каждый день… Совместная жизнь стала для них невыносимее прежнего. Госпожа Колонна усугубляла ее и своей неразделенной платонической страстью. Она без конца приглашала к себе Висенте; Висенте был всем у нее в доме и без всякого стеснения выказывал свое откровенное неприятие любви, которую Мария питала к нему. Дошло до того, что он стал подсмеиваться над ней в приемной королевы; его слова подхватили придворные, и нашлись добрые друзья, рассказавшие Марии Манчини все, что говорят о ней. Она пришла в отчаяние.

Но, вместо того чтобы молчать, она начала возмущаться и этим дала повод для новых пересудов, новых насмешек, а однажды, в тот день, когда в так называемых дворцовых галереях происходит некое шествие, додумалась до того, что упала в обморок. Во время этой процессии король и королева идут рядом, на ней — особое платье, с рукавами, волочащимися по земле, и длинным шлейфом, который несет главная камеристка.

Впереди их величеств несут крест, шествуют архиепископ и епископы. Дамы одеты в этот день в необычные наряды. Их называют guarda-mayor ; это единственная в году церемония, когда влюбленные мужчины имеют право заговаривать со своими возлюбленными. В мире нет ничего причудливее этого шествия. Любовники идут рядом со своими дамами, и те свободно беседуют с ними, словно находясь в своей комнате и нисколько не беспокоясь о свидетелях, как будто их и нет вовсе. Удивительная страна! Такой день можно назвать праздником волокитства, несмотря на то, что во время этой процессии несут крест.