— Так вам не понравился подарок?

Леонид упер взгляд в пол и начал считать вслух.

— Я вот лет двадцать перед заморозкой его не ел, потом нас разморозили и мы уже без малого 40 лет болтаемся возле Солнечной системы. Получается, около 60 лет его не ел вообще, — техник поднял взгляд от пола в камеру и, хмыкнув, добавил. — А вот тут раз — и понравилось. Ничего вкуснее не ел.

Желваки на челюстях Леонида вздулись, и он отвернул голову в сторону, пряча глаза.

/Монтаж/

В кадре: В кожаном кресле сидит Денис. Он с недоумением смотрит на ведущего, который повторяет вопрос:

— Всегда ли Леонид плачет, когда ест «сало»? Это связано с его вкусовыми характеристиками?

— Причем тут сало?

— На видеоролике, которое мы взяли из архива ИскИна, он плачет во время праздника. Это начинается когда он пробует блюдо, которое вы называете «салом».

— Вы серьезно думаете, что все дело в сале? — с кривой усмешкой спрашивает Денис.

— Мы проанализировали поведение и физиологическую реакцию Леонида. Если верить нашим расчетам, то он испытывал сильную боль. Мнения наших экспертов — физиологов сошлись на том, что причиной болевых ощущений стало блюдо, которое вы называете «сало».

— Вы пытаетесь посчитать то, что невозможно измерить, — с усмешкой отвечает Дэн. — Вы не можете подсчитать боль, подсчитать счастье, подсчитать...

— Вообще-то можем. Боль мы считаем в сумме электрических сигналов, которые приходят в мозг от болевых рецепторов. Единица измерения боли — милливольты. Счастье мы считаем в миллиграммах гормонов, вызывающих ощущение так называемого «счастья».

— Вот в этом то вся и беда. Сколько раз мы вам рассказывали что такое «дружба», «любовь», «патриотизм»? Десять? Двадцать?

— Шестнадцать, если быть точным, но это очень глубокая и большая тема...

— Да вы просто посчитать эти слова не можете. Вот и не выходит у вас.

— Мы уже три раза начинали этот разговор и каждый раз каждый из нас оставался при своем. — послышался усталый вздох ведущего. — Скажите, почему Леонид плакал, когда он ел сало, на ваш взгляд?

Артнаводчик поерзал на месте, помолчал несколько секунд собираясь с мыслями, попутно тарабаня пальцами по подлокотнику, но все же ответил:

— Когда мы проснулись, от нашего мира, в котором мы родились, не осталось ничего. Вообще ничего, что могло бы быть хоть немного на него похожим. Говорят это нормально для зрелого ума, цепляться за старые принципы и стремиться к стабильности и уюту...

— Это называется психологическое старение...

— Называй это как хочешь, но я бы многое отдал, за «сковородку картохи с грибами». Я готов расстаться с жизнью, чтобы снова почувствовать запах «духов» моей жены. А за то, чтобы погладить ее волосы я готов угробить парочку заселенных планет.

Взгляд накачанного мужчины в камеру не предвещал ничего хорошего. Он буквально пробивал насквозь собеседника и это чувствовалось в его голосе.

— В-в-вы серьй-й-йезно мо...

— Да. — сухо прерывает заикающегося собеседника верзила и продолжает объяснять: — Есть вещи которые не вернуть из прошлого и мы ничего не можем поделать, но есть вещи, которые мы можем заменить чем-то очень похожим. Леня хоть и украинец, но сало не любил. У нас у всех было предубеждение, что все украинцы любят сало. Он его, конечно, пробовал еще в прошлой жизни. До заморозки. Поэтому для него это как поцелуй от вечности и привет из прошлого.

— Вы понимаете, что это не имеет смысла. Гораздо проще было бы принять действительность...

— Что принять? — усмехнулся артнаводчик.