Керри-Энн вновь посмотрела на сестру, на ее чистый профиль, на элегантную золотую сережку, игриво выглядывающую из-под пряди гладких каштановых волос, лежащих у нее щеке. Какая же она красивая… собранная… невозмутимая… и чужая! Она покачала головой и сказала:

— Послушай, я уже не та симпатичная маленькая девочка, которую ты знала в детстве. Так что давай посмотрим правде в глаза и не будем мучить друг друга. Завтра утром я уеду отсюда. Без обид, ладно? — Лучше нанести упреждающий удар, чем сидеть как на иголках весь остаток дороги домой.

Линдсей ошарашенно уставилась на нее.

— Ради всего святого, почему это я должна хотеть, чтобы ты уехала? Мы же только сегодня встретились! — Она помолчала, а потом продолжила уже более спокойным, увещевающим тоном: — Давай не делать из мухи слона. Мне кажется, что всем нам нужно сначала хорошенько отдохнуть, и завтра все предстанет уже не в таком мрачном свете, и мы сможем двигаться дальше.

— Аминь. — Мисс Хони перегнулась с заднего сиденья и потрепала Керри-Энн по плечу.

А та чувствовала себя бесконечно виноватой. Ведь это она сама все испортила, начав с того, что, буквально загнав Линдсей в угол, вынудила ее взять с собой на вечеринку. Ей следовало бы подумать о том, что все может закончиться грандиозным скандалом. Было бы намного лучше, если бы она осталась дома и не совалась туда, где ее никто не ждал.

— Прошу прощения, если испортила вечеринку твоему приятелю, — сказала она. Извинения давались ей нелегко, но она умудрилась заставить свой голос прозвучать искренне.

Но этого, похоже, оказалось вполне достаточно, чтобы умиротворить Линдсей, поскольку черты ее лица разгладились.

— Ничего ты не испортила. — Она слабо улыбнулась. — По крайней мере, никто не сможет сказать, что вечеринка получилась скучной. И еще я уверена, что Поль не в первый раз получает по рукам за то, что дает им волю.

— Мужчины! — выдохнула мисс Хони. — Сладкая моя, если собрать всех мужиков, которые распускали руки в моем присутствии, то очередь растянулась бы отсюда до самого Лос-Анджелеса. — Она негромко рассмеялась. — Помнится, однажды кто-то из посетителей пошел за мной после окончания шоу. Сначала он попытался поцеловать меня, а потом, когда я не далась, он повалил меня на землю прямо на парковочной площадке. Должно быть, кретин решил, что я обязана отдаться ему за те двадцать баксов, что он сунул мне во время танца.

Линдсей, потрясенная до глубины души, воскликнула:

— Вы никогда не рассказывали мне об этом!

— И что было дальше? — заинтересовалась Керри-Энн.

Ей очень хотелось узнать, чем закончилась эта история, поскольку и самой случалось попадать в подобные ситуации, и она знала, что иногда лучше всего расслабиться и притвориться мертвой. Но почему-то она не могла вообразить себе мисс Хони в такой роли.

И она поняла, что угадала правильно, когда пожилая женщина сказала:

— Когда он скинул брюки, я бросила на него один-единственный взгляд и начала хохотать. Я ничего не могла с собой поделать. И тогда я говорю ему: «И вот этим ты собрался меня изнасиловать?»

— Не может быть! — изумленно ахнула Линдсей.

— Уж поверь мне, — подтвердила бывшая танцовщица, и Керри-Энн ни на секунду не усомнилась в том, что та говорит правду. Легкость, с какой мисс Хони сгладила возникшую неловкость во время вечеринки, показала ей, из какого теста слеплена пожилая женщина: под яркой оберткой скрывались стальная воля и сильный характер. — И это сработало. Его сами-знаете-что усох на месте, и он поплелся прочь, как побитая собака.