— А в школе с углубленным английским?

— В-выгнали с-сразу. Один раз пообедал.

Теперь Ольга торопит Артема:

— Чего ты сидишь?.. Всех подгоняешь, а сам в одном ботинке!

— А мне тоже стало интересно. Небось гэбистов теперь по науке учат. Психоанализ царствует? вовсю, а?

Но юнец не понимает, только переспрашивает: — Ч-что?

— Я говорю — сейчас у вас на занятиях небось папа Фрейд?.. Юнг?

— Я п-плохо учился. Голова б-болит… Все время б-болит.

— А что за педагоги? Интересно учили?

— Да. М-майор Семибратов очень с-следил за п-питанием.

— Молодец майор.

— Каждый день к-кушали.

— А другие учителя?

— Другие о-о-обычно кричали… На меня всегда к-кричали. Ты, Угрюмцев, никогда не научишься с-с-стрелять!..Ты никогда не п-п-попадешь в цель, если с завязанными глазами!

— Стрельба с завязанными глазами?.. А куда стрелять?

— На шорох.

— Куда?

— На шорох в кустах.

— И ты стрелял?

— Нет. Н-не успел… В-выгнали.

Ольга ставит точку: — Хватит потешаться! Уходим!

Инна, поощряя мальчишку, кричит: — Загляни в холодильник!

И ушли.

Коля один. В большом пространстве К-студии, там и тут увешанной странными картинами, юнец слегка растерялся.

— Г-г-говорили, покормят. Говорили, рисовать б-буду… С-странно это.

«Странно это» — уличная пацанья присказка, которую он где-то себе подхватил.

Куда деться, подходит к отведенному, подсказанному ему мольберту.

2

Осматривается.

Еще им не обжитое, но уже чем-то манящее (он чувствует!) теплое место. Греющее место… И тишина… Можно спрятаться от людей и ментов. Ему хорошо. Больше того, подросток, забывший дух и облик «родных углов», заулыбался — слышит некое родство с этим одомашненным полуподвалом.

Мальчишеское чувство новых владений!

Одним разом он берет мольберт и стул — ищет, к какой бы репродукции ему поближе подсесть… Он хочет перерисовывать. Попробовать. Его же не задаром сюда взяли… Ту картину? Или эту?

Стул не удерживается в руке, падает. Падает и сам Коля. Встал, смеется своей неловкости.

Наконец выбрал — пристроился к дразнящему «Офорту» 1916 года. Возится у мольберта с кисточками и красками.

Рисует?.. Нет… Боится… Задевает нечаянно рычажок под репродукцией. И тотчас «Офорт-1916» освещается… Подсветка поначалу слепит глаза. Краски заиграли слишком.

А юнец, словно бы испугавшись, отпрыгнул в сторону. Так неожиданно!

Запараллеленная с подсветкой, звучит сентенция Кандинского:

«ВРЕМЕНАМИ МНЕ ЧУДИЛОСЬ, ЧТО МОЯ КИСТЬ ПОРОЖДАЕТ ЗВУКИ… СОГЛАСНОЕ ЗВУЧАНИЕ МУЗЫКИ».

Отыграв паузу, голос проговаривает вновь:

«МНЕ СЛЫШАЛОСЬ ШИПЕНИЕ СМЕШИВАЕМЫХ НА ХОЛСТЕ КРАСОК…»

Голос стих.

Неуспокоившийся подросток ходит кругами… Видит на столе неубранный хлеб. Кусочек сыра.

Это надо съесть!

А дальше ноги сами ведут к холодильнику. Открыв, Коля не бросается на свертки с жадностью. Он выбирает и пробует глазами. Он вымуштрован голодом.

Замирает.

Хотя там опять же, вот он, сыр. Там и хлеб. И еще кое-что. Юнец осторожен. Он пока что ничего не тронул, не коснулся. С головой всунувшись в огромный старый холодильник.