— Долларов?

— Разумеется.

— Но я никогда не смогу вернуть такую сумму! — воскликнула она дрожащим голосом.

— Еще как сможете. Вы же не собираетесь продолжать жить в этой наводненной комарами хижине, верно?

— А где же еще мне жить? — удивленно спросила девушка.

— Не знаю. Но вам придется найти какую-нибудь работу.

— Почему?

— Почему? Потому что… потому что вы будете должны мне двести долларов! — Эллери схватил Риму за руку, с удивлением обнаружив, что рука у нее сильная и гибкая, как крыло чайки. — Ну, хватит разговоров! Нужно купить вам костюм, блузки, шляпу, нижнее белье, чулки, туфли, сделать вам прическу, маникюр и педикюр…

Это было все, что ему удалось припомнить в этот момент.

Уик-энд, 8–9 апреля

Они пересекли еще пару рубежей, прежде чем закончился уик-энд. Первый был преодолен во время экскурсии по магазинам. Эллери повел Риму в универмаг Лашина на Пятой авеню, где можно купить все — от заколки до горностаевой пелерины — и где продавцы никогда и ничему не удивляются. Он нетерпеливо грыз ногти, бродя взад-вперед и спрашивая себя, какое волшебство совершается в комнате для переодевания. В половине пятого Эллери увидел результат и был потрясен. Затем последовал продолжительный эпизод с Франсуа в салоне на пятом этаже. Наконец Рима вышла в сопровождении возбужденного галльского джентльмена, который жаловался хнычущим голосом, что «конечно, невозможно позолотить лилию, месье, да и такой цвет лица улучшать незачем. Но волосы, месье, волосы и ноги!» Месье Эллери горячо возразил, что «волосы, месье, и ноги, месье, таковы, какими их создал Бог». На это Франсуа заметил, что «если так, месье, то почему, во имя всех святых, месье привел мадемуазель в его салон?» Рима села в своей новой одежде, поднесла наманикюренные пальцы к накрашенным ресницам и заплакала, рискуя смыть весь макияж и повергнув Франсуа и Эллери в мучительное молчание. Сердобольная продавщица отослала их обоих, и, когда Эллери через некоторое время увидел Риму, она являла собой холодное совершенство и спросила его, улыбаясь нью-йоркской улыбкой:

— Теперь я соответствую вашему плану, Пигмалион?

В результате испытываемое Эллери чувство неловкости растопила теплая волна восхищения.

После этого он повел девушку обедать в самый чопорный ресторан, какой только смог припомнить.

Эллери больше не думал о Риме как о ребенке. Совсем наоборот. В ресторане он сердито уставился на сидевшего за соседним столиком типа, похожего на Вэна Джонсона. Позднее, вернувшись на Восемьдесят седьмую улицу, Эллери подметил восторженный взгляд инспектора Квина, а когда старик, который был стопроцентным англичанином в том, что касалось неприкосновенности его комнаты, предложил Риме воспользоваться ночью его кроватью, Эллери заподозрил самое худшее. Он поспешно отвел Риму в женский отель на Шестидесятой улице, где пожелал ей доброй ночи под безразличным взглядом пожилой дежурной.

Эллери пришел домой в легкой испарине и обнаружил поджидающего его отца.

— Так скоро вернулся? — осведомился инспектор.

— В твоем вопросе содержится ответ, — холодно отозвался Эллери. — А ты ожидал чего-то другого?

— Странная девушка, — рассеянно произнес инспектор. — Говоришь, она из Райтсвилла?

— Да.

— И ты завтра едешь с ней туда?

— Да!

— Понятно, — сказал инспектор и пошел спать.

Всю ночь Эллери снилась Рима.

На следующий день, сидя в поезде, он попытался анализировать происходящее.