Если ваше слово облегчит мою задачу, я буду чрезвычайно благодарен.
– Это просто любезность, которую никак нельзя считать наградой. Да, разумеется, я вам помогу.
Мужчины вышли из кареты.
К востоку от них раскинулся Лувр: наполовину крепость, наполовину дворец, строившийся разными королями в разные времена и теперь представлявший собой странное смешение всевозможных архитектурных стилей. В юго-западном углу в направлении Сены протянулся первый этаж новой галереи, верхние этажи которой были еще не достроены. На западе возвышались городские стены. Ворота находились недалеко от реки, и именно перед ними остановилась карета. Сквозь решетку Тангейзер увидел роскошный сад, а также крыло и павильон – оба недостроенные – еще одного здания огромных размеров и причудливой формы. Повсюду громоздились штабели строительных материалов, но рабочих нигде не было видно.
Карету встретил отряд швейцарской гвардии. Их алебарды и доспехи сверкали в лучах заходящего солнца. Швейцарцы не смотрели проходящим мимо людям в глаза – настоящие профессионалы. Тут же присутствовали трое придворных. Похоже, вид Тангейзера, вылезающего из кареты, уязвил их гордость. Они явно не могли понять, кто он такой и как добился близости к герцогу Рецу, и прикидывали, какую угрозу он может для них представлять. Рец кивнул младшему из придворных, к тому же самому дородному:
– Арнольд, проводи графа де Ла Пенотье во дворец. Он сообщит, что ему нужно, а ты проследишь, чтобы его желание было исполнено.
Молодой человек поклонился, пытаясь скрыть неудовольствие от того, что придется променять общество благородных особ на компанию какого-то головореза. Он посмотрел на Матиаса с явной неприязнью.
– Похоже, во дворце хорошо кормят, – заметил тот.
Альбер Гонди рассмеялся – как будто именно смеха ему и не хватало.
Придворные захихикали, вторя герцогу, – в том числе и толстый юноша.
– Жаль, что наша встреча была такой короткой, – сказал Рец. – Да благословит вас Господь, и удачи.
Они обменялись поклонами. Гонди направился не во дворец, а в сад. За ним последовала его свита. Проходя мимо Тангейзера, Гузман подмигнул ему, и Матиас кивнул другу в знак благодарности. Подбежал обливающийся потом Грегуар. Под мышкой мальчик держал завязанный бечевкой бумажный сверток с крестильной сорочкой. Он явно хромал.
– Тебе трут новые башмаки? – спросил его Матиас. – Сними их.
Боль в глазах Грегуара сменилась ужасом:
– Они такие красивые, сударь!
Ужас Арнольда был еще сильнее:
– Это существо идет с нами?
– Грегуар, этот любезный молодой человек проводит нас в Лувр, – не отвечая на вопрос, сообщил иоаннит своему слуге.
– Тангейзер! – внезапно позвал его остановившийся у ворот Рец. – Простите мое любопытство. Последний вопрос.
Матиас кивнул.
– А вы убили бы ближайших друзей ради блага народа?
– Ближайшие друзья – это и есть мой народ. Ради них я убью кого угодно.
Благородный пленник
Многочисленные статуи – подражание римским, ажурная кладка, изящные фризы и барельефы с аллегориями, запечатлевшие фантазии о величии Валуа. Каждая галерея была украшена фестонами, каждый золоченый потолок восхвалял властителей и изображал исторические акты жестокости и жадности как великие мифы. Все было новым и таким роскошным, что Матиас уже не удивлялся, что счета оплачивают итальянские банкиры – под грабительские проценты. Шагая по коридорам, он представлял долгую череду лет с новыми налогами. Повсюду сновали слуги, удовлетворяя любые капризы знатных особ, многочисленность которых лишь усиливала вызываемое ими отвращение. Тангейзер подумал, что лучше быть гребцом на галере, чем прислуживать этим хлыщам. |