— Ну просто океанский пароход, — сказала она, потому что чувствовала, что должна сказать что-то, подобающее случаю. — В жизни не видела ничего подобного, даже во сне.

— И в самом деле, единственный недостаток этого автомобиля — что он не мой, — сказал водитель на непростом для него каталонском и, помолчав, добавил по-испански: — Моего жалованья за всю жизнь не хватило бы, чтобы купить его.

— Да уж, — вздохнула она.

Она краем глаза поглядела на водителя, освещенного зеленоватым светом от панели приборов, и увидела, что он — почти юноша с короткими вьющимися волосами и римским профилем. И подумала, что он некрасив, но есть в нем особая привлекательность, и что ладно сидит на нем потертая куртка из дешевой кожи, и как счастлива, должно быть, его мать, когда он возвращается домой. Только по его крестьянским рукам видно было, что он и в самом деле не хозяин этого автомобиля.

Больше за всю дорогу они не разговаривали, но Мария дус Празериш заметила, как он тоже несколько раз искоса взглядывал на нее, и еще раз пожалела, что дожила до такого возраста. Она чувствовала себя некрасивой и жалкой в этой кухонной косынке, которой кое-как покрыла голову, когда начался дождь, и в невзрачном осеннем пальто, которого так и не собралась поменять, поглощенная мыслями о смерти.

Когда они приехали в Грасию, небо расчистилось, однако уже стемнело, и на улицах зажглись фонари. Мария дус Празериш сказала водителю, что он может высадить ее на первом же углу, но он упорно хотел довезти ее до дверей дома и не только довез, но и въехал на тротуар, чтобы она не замочила ног. Она отпустила песика и постаралась выйти из автомобиля подобающим образом, насколько ей позволяло тело, но когда обернулась, чтобы поблагодарить, встретилась глазами со взглядом мужчины, и от этого взгляда у нее перехватило дыхание. Она выдержала взгляд несколько мгновений, не слишком понимая, кто чего ждал и от кого, и тогда он решительным тоном задал вопрос:

— Я поднимусь?

Мария дус Празериш почувствовала себя униженной.

— Я очень благодарна вам, что вы так любезно подвезли меня, — сказала она, — но я не позволю вам смеяться надо мной.

— У меня нет причин смеяться ни над кем, — ответил он по-испански, очень серьезно. — И особенно — над такой женщиной, как вы.

Мария дус Празериш знавала многих мужчин вроде этого, и не раз, случалось, спасала от самоубийства еще более отчаянных, но никогда за свою долгую жизнь не испытывала она такого страха, принимая решение. Она услышала, как он настойчиво повторил тем же самым, ничуть не изменившимся голосом:

— Я поднимусь?

Она пошла прочь от машины, не закрыв двери, и ответила ему по-испански, для верности — чтобы быть понятой:

— Делайте как хотите.

Вошла в подъезд, едва освещенный уличными огнями, и начала подниматься по лестнице, а колени у нее дрожали, и от страха задыхалась она так, как, подумалось, можно задыхаться только на смертном одре. Когда же она остановилась перед дверью своей квартиры, вся дрожа от желания нащупать ключи в кармане, она услыхала, как хлопнули одна за другой две двери — автомобиля и в подъезде. Опередивший ее Ной попробовал залаять. «Замолчи», — приказала она ему шепотом, на последнем дыхании. И почти тут же услыхала шаги по ступеням и испугалась, как бы у нее не выскочило сердце. В долю секунды она припомнила весь свой вещий сон, который совершенно изменил ее жизнь в последние три года, и поняла, что истолковала его ошибочно.