|
Нет, не то! Это плохой пример. Другой… Вы выходите поздним вечером на улицу и не видите на небе Большой Медведицы. Еще вчера была, подмигивала вам ковшом, а сегодня нет, совершенно нет, нигде. И вы можете задрать голову, можете лечь навзничь для удобства - нет Медведицы, как и не было. Ну что вам она, эта Медведица, - подруга? А вот исчезла - и вам плохо. Нет, такой пример еще хуже. Разве можно сказать: ну что ей новый Коля? Пусть бы провалились в тартарары все медведицы. Пусть бы прихватили с собой полярные звезды, и сириусы, и венеры, и туманности, и прочие небесные тела, был бы тот, вчерашний, необыкновенный Коля… А Коли не было. Она ступила на чернильного скорпиона - Коля ждал ее на чистом конце малиновой дорожки, улыбался и протягивал руки. Но она не пошла в эти руки - съежившись, она проскользнула мимо них и почувствовала его облегчение.
- Ты где была?… - На улице… - А у меня все в порядке с документацией. - Я же тебе говорила… - Ну, какие у тебя планы?… Вот что за вопрос он ей задал: какие у тебя планы? Будто у нее могли возникнуть планы, не зависимые от него. А еще утром он говорил «мы», «мы», «мы»… Прошла мимо мама, покачала головой и сказала: - Высечь бы вас! Какие человеческие слова! Высечь их обоих и простить, и Катя бы доказала… Ведь все, все от нее зависит… Но тут сразу же ввалился очень толстый, очень кудрявый, очень веселый молодой человек. С той секунды, как он щелкнул ее по носу, а маму поцеловал, а папе пожал руку, а Колю хлопнул по плечу, - с той самой секунды она не оставалась с Колей одна и не только ни о чем не могла его спросить, она даже думать не могла. Толстяк заполнил собой все физическое пространство. Они ели, смотрели телевизор, куда-то ходили, толстяк таскал ее под руку, а Коля шагал просто рядом, бесплотный такой мальчик, у которого почему-то неожиданно сел голос. Вечером ей постелили на диване в гостиной, а в Колину комнату ушел толстяк, и чемоданчик ее оказался тут же, рядом, у изголовья дивана. Полагалось сказать: «Я же жена!» - но выговорить такое неловко, потому что она сама еще не привыкла к этому слову, а Коля как-то тихо слинял, вот стоял, говорил что-то, а потом его мама объявила: «Спит!» Толстяк захохотал и исчез в его комнате. Не было на небе Медведицы, и вообще ничего не было. И утром первым, кого она увидела, оказался толстяк, которого, как она уже выяснила, звали Тимоша. - Мы пошли, коза, - сказал ей Тимоша. И в ноги к ней села мама. И оттого, что Катя только проснулась и была не умыта и не причесана, ей прежде всего сделалось неловко, что она такая вот неприбранная. Весь последующий разговор помнился из-за неумытости особенно гадко. - Надо уезжать, деточка, - начала доброжелательно мать Коли. Она говорила подробно и спокойно, во всем обвиняя Колю и жалея ее. Почему- то особенно долго она толклась на Колиной мечте об Африке. Дескать, он нарочно для этого учил языки. И, в сущности, уже все решено. Он защитит весной диплом и уедет в Занзибар. Катя никак не могла сообразить, откуда она знает это слово. И почему раньше, в детстве, от этого слова становилось смешно и радостно, а теперь страшно? - Если же вы поженитесь… - сказала мама и как-то так содрогнулась, что у Кати закружилась голова и к горлу подступила тошнота. - Но дело даже не в этом! Бог с ней, с заграницей, - говорила мама. - Вся ваша история романтична, симпатична, но - как бы вам объяснить? - рождаются такие дети, которые обречены на смерть сразу, при рождении. Катя знала этих детей. Видела в родильном доме, где проходила практику. Беленькие такие, красивые младенцы - в отличие от красных орущих жизнеспособных уродцев. Мама Коли продолжала свой неспешный, доброжелательный рассказ. Надо уезжать. |
