— Кто нас вызвал? — спросил Ньютон.

Роджер ответил таким тоном, словно это самоочевидно:

— Угорь.

Произнеся загадочное прозвище, он как будто снова подобрался.

— У нас есть несколько секунд. Мы могли бы потянуть время, если бы шли медленно, но я хочу войти туда с воодушевлением. Это очень важно, поэтому слушайте внимательно, сэр Исаак, повторять будет некогда.

— Судя по всему, — продолжал Роджер, — мне позволили забавляться с долготой для того лишь, чтобы досточтимый лорд, Генри Сент-Джон, виконт Болингброк, успел подготовить кукольный балаган. Приглашение вручили мне в то время, когда вы свидетельствовали перед комитетом. Конечно, Болингброк охотнее наколол бы его на стрелу и выпустил мне в живот, но такая процедура, хоть и часто используется в палате лордов, в палате общин могла бы вызвать неодобрение. Вам, сэр Исаак, выдали пропуск за кулисы, из чего я заключаю, что вас попросят сыграть главную роль.

Сэр Исаак заговорил очень тихо и спокойно, как всегда, когда хотел выказать гнев:

— Это оскорбительно. Я пришел сюда говорить о долготе. Теперь вы утверждаете, что меня заманили в ловушку.

— Умоляю, сэр Исаак, не оскорбляйтесь. Люди, когда они становятся старыми, важными и склонными брюзжать из-за каждой подстроенной им ловушки, наиболее уязвимы для такой тактики. Будьте озадачены, рассеяны, ироничны, а лучше всего — отнеситесь к этому с азартом!

Ньютон определённо не проявлял азарта. Вход в Звёздную палату вырастал перед Равенскаром, как перед Ионой — китовая пасть.

— Не важно, — продолжил он. — Оскорбляйтесь, если вам угодно, только ничего не говорите. Если вам почудится, что сейчас уместно вставить слово, помните, что эту возможность подбросил вам Болингброк, как кокетка роняет носовой платочек у ног намеченной жертвы.

— Перед вами кто-нибудь ронял платочки, Роджер? — (К ним присоединился Уолтер Релей Уотерхауз Уим, он же Титул, который, как и Роджер, был вигом и членом палаты лордов.) — Я слышал о таком методе, но…

— Нет, это была фигура речи, — признал Роджер.

Однако беззаботность Уйма и Комстока — на самом деле своего рода йогическая практика для обретения душевного покоя — в случае Ньютона дала осечку.

— Что толку участвовать в прениях, если пренебрегать возможностью вставить слово? — спросил он.

— Это такие же прения, как на Тайберне в Висельный день. Виконт Болингброк будет вашим Джеком Кетчем. В лучшем случае рассчитывайте на последнее слово осуждённого. Наши ответы, если мы сумеем их дать, будут заключаться не в речах, а в поступках, и дадим мы их… за пределами… этой… палаты! — Роджер так рассчитал свой спич, что с последним словом переступил порог. Ньютон не посмел возразить, потому что зал был полон лордами светскими и духовными, рыцарями, придворными и секретарями. Тишина стояла, как в церкви, когда викарий запнётся посреди проповеди.

— Полтора месяца назад в Тауэре произошло нечто чудовищное.

Исключительно нехорошо со стороны Роджера было окрестить ближнего Угрем, и всё же гость из другого времени и места, забредя в Звёздную палату, сразу понял бы, кого Роджер имел в виду. Генри Сент-Джон, виконт Болингброк, статс-секретарь её величества, говорил, расхаживая по пустой середине палаты. Все остальные жались к стенам, словно мелкая рыбёшка в присутствии чего-то зубастого, сильного и скользкого.

— Лондонский свет — партия и оппозиция равно — предпринял все усилия, чтобы замолчать недавние события в Тауэре и представить их спонтанным возмущением толпы, которое незамедлительно подавил Собственный её величества блекторрентский гвардейский полк. Пожар в конюшнях на Тауэрском холме отвлёк местных жителей и создал дымовую завесу — вот и отлично.