Изменить размер шрифта - +
«Надо же, человек умер, а мантия осталась… Либо же наша одежда отходит в мир иной вместе с нами, — решил он, — либо ты, повинуясь привычке, умственно одеваешься…»

Повинуясь все той же привычке, он подошел к груде плавника, громоздящейся возле хижины. Попытался было поднять пару поленьев, но тщетно — дрова просачивались сквозь руки…

Проклятье!

Именно в этот момент он заметил неподвижную фигуру, стоящую у кромки воды и созерцающую морские дали. Фигура опиралась на косу. Ветер полоскал черные складки одеяний.

Приволакивая одну ногу и припадая на другую, человек двинулся к фигуре. Затем, вспомнив вдруг о своей смерти, он выпрямился и зашагал твердой, уверенной поступью. Так не шагал он уже несколько десятилетий — поразительно, как легко уходят и возвращаются к нам подобные навыки.

Однако не успел он преодолеть и половины расстояния, как фигура вдруг изрекла:

— ДЕККАН РИБОБ…

— Он самый.

— ПОСЛЕДНИЙ ПРИВРАТНИК…

— Вроде того.

Смерть призадумался.

— ТЫ ЛИБО ПРИВРАТНИК, ЛИБО НЕТ.

Декан почесал нос. «Хоть это осталось, — удовлетворенно подумал он. — Впрочем, неудивительно, еще бы и к себе было не притронуться. Иначе бы я сразу на кусочки распался».

— Если по правилам, так Привратника должна посвящать в сан верховная жрица, — сказал он. — А верховную жрицу, почитай, уже больше тыщи лет как не видели. Я-то просто перенял все от старика Тенто — он здесь до меня жил. Вот он, значит, как-то раз и говорит мне: «Деккан, я, похоже, помираю, так теперь все на тебя ляжет. А то если никого, кто помнит, не останется, все ведь сызнова начнется. А ты сам понимаешь, что это значит». Да, так все и случилось, а я и не против. Но только вряд ли это назовешь настоящим посвящением.

Он поднял взгляд на песчаный холм.

— Только и оставались, кто помнил Голывуд, — он да я, — промолвил Деккан. — А потом я один… Ну а теперь…

Рука его взлетела ко рту.

— Ой-йой… — пролепетал он.

— ВОТ ИМЕННО, — отозвался Смерть.

Будет ошибочно утверждать, что в этот миг на лице Деккана Рибоба отразилось смятение, поскольку настоящее его лицо находилось в десятке ярдов и несло на себе застывшую усмешку — словно до покойного дошел наконец смысл шутки. Но дух Деккана явно обеспокоился.

— Видишь какое дело, — поспешно заговорил он, — здесь же никого не бывает, разве что рыбаки из ближнего залива, так они рыбу оставят, и только их и видели, боятся потому что, суеверные они, а ученика я так и не нашел, ведь нельзя было отлучаться, огонь надо поддерживать, а потом песнопения…

— ДА.

— …Страшная это ответственность, когда все самому приходится делать…

— ДА.

— …Но тебя я, конечно, не упрекаю, нет, нет, не подумай…

— КОНЕЧНО.

— …То есть я надеялся, что корабль потонет и кого-нибудь на берег выбросит, или какой охотник за сокровищами сюда заявится, вот я и объяснил бы ему все, как старый Тенто объяснил все мне, обучил бы песнопениям — в общем, разобрался бы как-нибудь, но вдруг раз, и умер, а теперь…

— ДА?

— Теперь, наверное, уже ничего не изменишь…

— НЕ ИЗМЕНИШЬ.

— Я так и думал, — уныло протянул Деккан. Некоторое время он глядел на разбивающиеся о берег волны.

— Много тысяч лет назад тут был большой город, — наконец сказал он. — На месте моря, значит. До сих пор, стоит разгуляться буре, слышно, как под водой в старом храме звонят колокола.

Быстрый переход