Уилл выпятил грудь и живот, стараясь изобразить констебля.

— Нашествие на владения полиции, сержант! Не крестьянский ли бунт?

Сержант сделал серьезное лицо:

— Да, мне это не нравится! Лучше заходите-ка все ко мне, я поставлю чайник и обсудим дело. Подождите минутку.

Паттерсон вынул из кармана яблоко и скормил его Делии, ласково похлопывая морду лошади.

— А ты, голубушка, держись от этих повстанцев подальше.

Стены внутри полицейского участка, бесчисленное количество раз побеленные в верхней половине, насчитывали столько же толстых слоев битума внизу. Всю деревянную обшивку много лет подряд красили в темно-синий цвет, и вокруг закопченного железного очага краска потрескалась. На доске, висевшей у окна, красовался ряд объявлений, старых и новых. Паттерсон усадил мистера Брейтуэйта, адвоката, Уилла и Эйлин на высокие стулья у конторки и стал кипятить чайник, а Эми с братом и Джон с Беном разместились на длинной скамье.

Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»

Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».

Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».

Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.

— Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?

Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.

— Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.

Эми похлопала юношу по руке.

— Ну и незачем туда возвращаться, раз тебе это неприятно. Побудем здесь, а с сержантом договорятся остальные. Ты какой-то непонятный, Бен, не похож ни на кого из наших здешних и уж, конечно, не такой, как мы с братом. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты родился? И где побывал, пока не приехал сюда?

Пряча от девушки глаза, Бен посмотрел вдаль.

— Я бы рассказал тебе, Эми… но…

Эми сама не понимала почему, но ее охватила жалость к этому странному юноше.

— Прости меня, Бен…

Однако, когда он обернул к ней лицо, глаза его снова стали ясными, а на щеках заиграл румянец. Но главное, он улыбнулся, а Эми так нравилась его улыбка!

— Нечего извиняться. Ты же мой друг, а это самое важное.

Историю их поисков изложил сержанту старый корабельный плотник, и Паттерсон переводил взгляд с Алекса на Эйлин, с Уилла на мистера Брейтуэйта и мистера Маккея по мере того, как они добавляли подробности.

Потом он некоторое время всматривался в свой чай и, наконец, заговорил.

— Меня, как вы знаете, назначили в вашу деревню четыре года назад. Здесь у вас прекрасно. Я полюбил эти места. Но завтра здесь будет все по-другому. Ну, из полицейского участка нас не выселят, это королевские владения, сами понимаете. Только кому в здравом уме захочется оставаться здесь рядом с пыльными разработками и цементным заводом? Возьмем констебля. Он дождется пенсии и уедет. Что до меня, то я, наверно, буду просить, чтобы меня куда-нибудь перевели. Хотя уезжать мне будет грустно. Так что, друзья, рассчитывайте на меня. Хотите взглянуть на место, где когда-то казнили, прошу вас, идемте.

Старый корабельный плотник напоминал ребенка, выехавшего на прогулку с воскресной школой. Потирая татуированные руки, он выскочил из участка и окликнул Эми и Бена:

— Сюда, приятели! Команда «всем на борт»! Нам разрешили осмотреть задний двор, и больше того, сержант нас благословил на поиски.