– Просто ношу. – Невозможно объяснить почему. Или рассказать Джулианн, что он с Шэрон спорил по поводу кольца за день до того, как она умерла, за день до того, как он убил ее? Нет, с этим он не справится.

– Ты все еще ее любишь?

Нет. Но он виноват перед своей женой. Он испытывает к себе отвращение за то, что сделал.

– Я умер в тот день, когда умерла она, но сейчас я начинаю жить заново. Я продолжаю жить.

– Вот как? – с вызовом спросила Джулианн.

– Да. – Как может она спрашивать его о чем-то подобном? Разве она не видит, как он изменился? – У меня опять есть возлюбленная. У меня есть ты.

– Но ты не разденешься в моем присутствии, не расскажешь откровенно о том, кто ты есть.

Безобразно выругавшись, он поднялся на ноги, борясь с желанием врезать кулаком по стене.

– Это о моих ногах? Твое болезненное любопытство? Тебе хочется их увидеть?

У нее задрожал голос:

– В моем интересе к тебе нет ничего болезненного.

Бобби стиснул кулаки, выжидая, когда утихнет гнев:

– Я так понимаю, ты расстраиваешься из-за меня, а я расстраиваюсь из-за тебя. Может, оставим все как есть?

– Ты цельный человек, Бобби.

«Хорошо сказано, – подумал он. – Правда, слегка сентиментально, особенно для того, кто каждое утро прилаживает протез к обрубку».

– Не смей меня жалеть!

– Я и не жалею! Черт возьми, не жалею! – В ее глазах вспыхнул огонек. – Но ты никогда ничего не рассказываешь о себе, ничем со мной не делишься.

Что он должен был ей доверить? Историю аварии? Исковерканный металл и переломанные кости? Лужи крови? Разодранную кожу?

– Мужчина, который спит со мной, не желает открывать мне свое сердце.

– Мое сердце? Я думал, проблема в моей ноге. И в моем кольце. – Он поднял руку и подержал перед собой, жалея, что не может снять этот золотой поясок со своего пальца и забыть о позоре, с ним связанном.

– До тебя не доходит, да?

Он уронил руку:

– Что? Что до меня не доходит, Джулианн?

– Что я влюблена в тебя.

Ее слова, казалось, сотрясли воздух.

– Это не предусматривалось, ты не должна была менять правила!

– Я не нарочно. – Она схватилась за ручку чашки. – Клянусь, я не нарочно.

– Я не могу на тебе жениться, – вдруг сказал он. Ему не справиться с болью, смущением, неловкостью, которые, несомненно, повлекла бы женитьба. Ведь муж обязан защищать жену.

Потому что он любил ее, благодаря ей он снова начал жить.

И все же не мог жениться.

– Я тоже тебя люблю. Но это ничего не меняет, мне все равно необходимо уединение.

– Что это за любовь? Держать любимого на расстоянии, не подпуская слишком близко?

– Это все, что я могу предложить.

Глаза у нее наполнились слезами, она часто заморгала, стараясь не разреветься.

Джулианн поднялась, чтобы снова наполнить чашку и дать себе время собраться с силами.

– Я не знаю, что делать, – неожиданно для себя произнесла она, чуть не пролив молоко.

Бобби стоял возле стола.

– Что ты имеешь в виду?

Она повернулась:

– Я должна подумать, как мне жить со всем этим.

Он запаниковал.

– Хочешь уехать обратно?

– Да.

– Сейчас? После того, как мы признались в любви друг другу? Какая во всем этом логика?

Она подошла к столу, поставила чашку:

– Ты предлагаешь мне жить по твоим правилам, которые мне не подходят.

– Черт возьми! – Бобби расстроился. – Неделю назад ты говорила, что готова стать моей возлюбленной.