— Сегодня было много дел? — спросил Хьюго, отчаянно пытаясь как-то завязать разговор. Он сел в кресло с номером «Таймс».

Селия ответила не сразу. У нее был такой вид, будто она что-то серьезно обдумывает. Наконец она отложила вышивку в сторону и твердо проговорила:

— Я хочу, чтобы мы разъехались, Хьюго. Так дальше жить нельзя.

— Разве. — Лицо его мгновенно стало серым, и он будто постарел. Он не поверил своим ушам. — Я н-не понял, Селия, что ты сказала… — потрясенно пробормотал он.

Тут Хьюго натолкнулся на прямой и твердый взгляд ее серых глаз и понял, что не ослышался.

— Я так больше не могу. Во мне все погибло. Если я буду делать вид, что ничего не произошло, это будет несправедливо по отношению к тебе. Да и ко мне тоже.

— Но, дорогая… — В голосе его послышалась горечь.

— Нет, Хьюго, нет. Я все тщательно взвесила. В сущности, я ни о чем другом и не думала с того дня… — У нее защемило сердце, и она, нахмурив брови, замолчала. Потом добавила: — Неужели ты не понимаешь? Как я могу тебя любить, если себя ненавижу? Как я могу позволить тебе любить меня, если мне хочется лишь одного: уйти отсюда, забрать свою боль и спрятаться с ней где-нибудь? Я больше ничего не могу тебе дать, Хьюго. Все умерло. Если я останусь, скоро мы станем окончательно чужими друг для друга людьми, которые просто живут под одной крышей. Мне кажется, это уже произошло.

— О Селия… — надтреснутым голосом сказал он и опустился рядом с ней на диван. Попытался обнять ее за плечи, но она, глядя в сторону, твердо отвела его руку.

— Не надо, Хьюго, прошу тебя.

— Но, любимая…

Она поднялась и устремила на него несчастный взгляд.

— Не притрагивайся ко мне, — тихо сказала она. — Наверно, я уже никому и никогда не позволю коснуться меня. Ты должен меня понять, Хьюго. Я больше не могу быть твоей женой. Не могу.

Хьюго сгорбился и словно уменьшился в размерах.

— Прости… — проговорила Селия. — Я не хотела… Не хотела делать тебе больно, но эта история с моим отцом… Она во мне все изменила. Я уже и сама не знаю, кто я такая.

— Не принимай опрометчивых решений, Селия. Умоляю тебя, — произнес он.

На мгновение ей показалось, что он зарыдает. Хьюго уже плакал однажды, когда родился Колин, но то были слезы счастья. Теперь же перед ней сидел надломленный, опустошенный человек. Селии невыносимо больно было смотреть на него, и она отвела глаза. Она и рада была бы проникнуться к нему сейчас теплым чувством, но испытывала лишь жалость. Жалость к мужу, которого когда-то любила. Она вспомнила строчку из отцовского письма: «…со временем все во мне настолько притупилось, что я уже утратил способность чувствовать боль, скорбь, переживания других людей…»

«И любовь тоже?» — спросила она себя сейчас.

Усилием воли Селия сохраняла внешнее спокойствие и даже деловитость.

— Я думаю, нам пойдет на пользу, если мы разъедемся. О разводе еще будет время подумать. Потом когда дети привыкнут к новому положению. Все происшедшее и так тяжело отразилось на них, чтобы расстраивать их еще больше.

— Еще больше? Как ты можешь так говорить, Селия? Ведь ты знаешь, что просто убьешь их этим! — Хьюго вновь попытался встретиться с ней взглядом. — Может быть, тебе просто уехать на время? Развеяться? Я понимаю, тебе сейчас очень тяжело, на твои плечи выпало столько испытаний, дорогая. Надо отдохнуть. Поезжай. Через несколько дней поймешь, что мы не можем друг без друга, и вернешься.