От подножия лестницы мы повернули направо. Здесь проход расширялся в великолепный коридор, выложенный голубыми фаянсовыми плитками, потолок был усеян нарисованными звездами. Я перевела взгляд с покачивающихся впереди ягодиц главного управляющего на свои ноги, ступающие по безупречно чистому полу. Свет вспыхивал на маленьких драгоценных камнях, нашитых на новые сандалии, по одному у каждого пальца, и натертая маслом кожа светилась. Кайма тонкого голубого платья ласкала ноги, как легчайшее дуновение ветерка, поблескивая при каждом шаге, а когда я остановилась позади Харширы, струя шафранного аромата от моего тела поднялась из его складок.

Перед нами оказались массивные кедровые двери, Харшира постучал, и рабы тут же распахнули их. Послышались мужские голоса, взрыв грубого смеха, на нас резко повеяло теплым воздухом, и в глаза ударил поток яркого света. Маленькие бирюзовые подвески браслета на моем плече зазвенели, когда я с умыслом разжала руки и свободно опустила их вдоль тела.

— Госпожа Ту, — нараспев произнес Харшира и посторонился, пропуская меня вперед.

Я взглянула в его глаза. Они ничего не выражали. У меня в горле вдруг пересохло, и я шагнула в комнату.

Гуи уже поднялся и направился ко мне, и какое-то время я видела только его. Он тепло улыбался, весь мерцающий белым и серебряным, как само воплощение лунного бога; серебро было вплетено в его белую косу на плече, пектораль с серебряными бабуинами, священными животными Тота, украшала его белую грудь, серебряные браслеты охватывали его мускулистые руки, серебром отливали складки его длинного одеяния. Он был удивительный и прекрасный, и он был мой Мастер, и гордость охватила меня, когда он взял мои пальцы и поднес их к своим накрашенным хной губам.

— Ту, ты прекраснейшая женщина в Пи-Рамзесе, — прошептал он, подводя меня к гостям.

И только тогда я осознала, какая тишина воцарилась в комнате. Шесть пар глаз были прикованы ко мне, мужских глаз, оценивающих и любопытных. Я подняла подбородок и взглянула на них так надменно, как только смогла. Гуи тайком сжал мою руку.

— Госпожа Ту, — объявил он спокойно, — Мой друг и помощница. Ту, эти люди тоже мои друзья, за исключением генерала Паиса, он мой брат, и ты, возможно, уже слышала о нем.

Паис неловко выбирался из-за своего низкого столика, высокий, возмутительно красивый человек, с черными глазами и полными губами, тронутыми сардонической улыбкой. На нем была длинная парадная юбка, на этот раз желтая, а не красная, потому что я сразу узнала в этом человеке своего генерала. Все, что я могла сделать, — это удержаться, чтобы не броситься к нему тотчас с криком: «Это ты! Так ты уступил похотливым желаниям той пьяной царевны?» Он поклонился мне и медленно расплылся в улыбке.

— Очень приятно наконец познакомиться с тобой, — сказал он, растягивая слова. — Гуи много рассказывал мне о необычайно красивой и невозможно умной девушке, которую он прячет от людских глаз в своем доме. Он охранял тебя так ревностно, что я и не думал когда-нибудь встретиться. Но… — он игриво поднял палец, — ожидание стоило того. Позволь мне представить тебя еще одному военному человеку, моему товарищу по оружию, генералу Банемусу. Он командует лучниками фараона в Куше.

Банемус тоже был высокий, с крепким телосложением солдата. Он поднялся и поклонился, движения его были резкими и уверенными, но из-под копны кудрявых темных волос, скрепленных пурпурной лептой, смотрели добрые глаза. Уголок его рта пересекал красный шрам, до которого он время от времени рассеянно дотрагивался пальцами.