— Принеси мне пива, Дисенк, — попросила я, — Очень хочется пить. И раз уж меня заточили в этой жалкой келье, сходи за косметикой и ароматными маслами. Может быть, я и стала матерью, но еще не умерла.

На следующее утро, когда я наблюдала, как кормилица кормит грудью моего сына, мне принесли свиток. Он был от Гуи. «Моя дорогая Ту, — говорилось в письме. — Если бы я знал, что твои роды ожидаются так скоро, я постарался бы все время быть в пределах досягаемости, чтобы твой посыльный мог всегда застать меня. Простишь ли ты меня? Я думаю о том, что подарить тебе в честь такого замечательного события, и молюсь, чтобы царские астрологи выбрали счастливое имя твоему высокорожденному малышу. Я навещу тебя при первой возможности». И все. Он не объяснил, где он был, но нетрудно было догадаться. По ту сторону стены его не могли найти в вихре празднования.

Следом за не обрадовавшим меня письмом Гуи явился вестник с дворцовыми знаками отличия. Мой ребенок был накормлен и спал у меня на руках. Вестник подошел к кушетке, отвесил глубокий поклон и положил на простыню рядом со мной кожаный мешочек.

— Я принес приветствия и поздравления от Могучего Быка его возлюбленной наложнице госпоже Ту, — официально объявил он. — Владыка благодарит тебя за то, что ты родила ему царственного сына, и желает выразить свою признательность подарком.

Он повернулся, чтобы уйти, но я остановила его.

— Постой! — приказала я, осторожно положила ребенка на постель и открыла мешочек.

В нем был массивный ножной браслет из золота, усыпанный крупными лунными камнями, луч солнечного света скользнул по ним, превращая их в капли бледно-зеленого масла. Обменяв его, я могла бы купить столько зерна, чтобы четыре года засеивать свои земли в Фаюме, или нанять убийцу, который воткнет нож в дряблую спину Рамзеса. Я взвесила браслет на руке и бросила его обратно в мешочек.

— Держи, — надменно велела я, протянув мешочек пораженному вестнику. — Возвращайся к фараону и скажи, что его подарок не будет принят, если он сам не принесет его. Ступай.

Он торопливо попятился, недоверчиво зажав мешочек в кулаке, а я склонилась над своим малышом. Ресницы его задрожали. Он вытянул пухленькую ручку, аккуратно срыгнул, потом снова погрузился в глубокий сон. Я представляла себе гнев и растерянность царя, когда он услышит мои слова из уст своего вестника, но мне было все равно.

Из-за двери слышался плач младенцев, носились дети, няньки увещевали их громкими голосами. Где-то рядом кричала женщина. Сверху доносилось приглушенное гудение учебного класса, там ученики хором нараспев повторяли урок. В этом дворе гарема жизнь бурлила, не смолкая ни на мгновение, и я уже возненавидела его. Я упала столь же низко, как высоко намеревалась подняться.

Мне доставили обещанный подарок от Гуи; это был фиал из чистейшего хрусталя, в его гранях многократно дробилось мое отражение. Донышко и пробка фиала были из филигранного золота, он был наполнен темно-серыми гранулами, от которых исходил особенный, чуть сладковатый аромат. «Снова я умоляю тебя о милосердии за то, что пренебрегаю тобой, — говорилось в сопроводительном свитке. — Я приобрел этот необычный фиал вместе с его содержимым у сабеян, с которыми обмениваюсь различными снадобьями. Я не знаю, в какой стране он изготовлен. В нем гранулы аравийского ладана, это самое лучшее и самое дорогое из всех благовоний. Вдыхание этого дыма очищает тело и разум. Принимай их в умеренных количествах, Ту, и пребывай в добром здравии».

Я очень огорчилась, что он не сам принес свой драгоценный подарок, долго любовалась и вертела фиал в руках, пытаясь решить, вернуть его или все-таки оставить. В конце концов жадность взяла верх.