— Тебе далеко ехать?

— Во дворец…

Он заморгал:

— Так ты что, придворная?

— Хм… я служительница принцессы, — ответила она так, словно сама сомневалась.

— Понятно.

После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.

Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».

Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому — семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.

— Пятачок, пожалуйста, будьте добры, — попросил мальчишка.

Мири знала из книг, что так называют деньги.

— Я не поняла. Вам нужна монетка?

— Пятачок мне, пятачок моей сестрице или один на двоих, будьте добры, пятачок на двоих, подайте.

У Мири не было денег, ни тяжелых золотых, ни легких медных монет, она так им и сказала, но они ее не отпускали. Мири попыталась мягко отцепить руку мальчика, но он только заголосил еще громче.

— Пятачок, пятачок, будьте добры, — повторяли дети снова и снова, с надеждой глядя на нее.

Мири строго велела им отпустить ее, даже оттолкнула детей, но они лишь усилили напор, прижав ее к воротам. Их пальцы впились в нее, как ястребиные когти. От их одежды и волос шло нестерпимое зловоние, их молящие голоса немилосердно терзали нервы:

— Пятачок, пятачок, подайте…

Откуда ни возьмись, появился Тимон.

— Держите, — сказал он, сунув каждому по серебряной монетке. — А теперь ступайте.

Дети зажали монеты в кулачках и кинулись бежать. Вскоре они исчезли в толпе прохожих на мосту.

Мири сказала, чуть не плача:

— Я говорила им, что у меня ничего нет, но они мне не верили.

— Они привыкли, что люди говорят им «нет». Когда не поешь день или два, голод доводит до отчаяния. На этих улицах слишком много бедных и отчаявшихся.

— Бедных? Но это же столица.

— И в Асленде есть бедняки, Мири. Разве ты не знала? Они повсюду.

Кэтар рассказывала, что босоногие часто голодают, но, пока Мири не увидела этих детишек, она не вполне в это верила.

Потом Мири вспомнила худенькую девочку из неизвестного городка, которую встретила в пути. Вспомнила, как эта девочка смотрела на Мири, когда та ужинала. И как она покусывала палочку. Вспомнила ее худые ножки, босые ступни. У Мири сжалось горло. Ей захотелось вернуться в то мгновение, поздороваться с девочкой, разделить с ней еду.

— Нет, не знала. Прости, — извинилась она и перед Тимоном, и перед той девочкой. — На гору Эскель почти все припасы привозили с низин — из Асленда и остальной части Данленда. Наверное, поэтому я считала, что здесь полным-полно продуктов.

— Многие на равнине живут припеваючи, — заметил Тимон. — Но слишком часто дети фермеров голодают, пока благородные господа набивают себе брюхо. Когда наступят перемены…

Тимон замолчал и огляделся, не подслушивает ли кто.

— Зря я так сказал… Я не имел в виду… Прости. — И он пошел прочь.

«Перемены?» Хватит ли у нее смелости спросить? Мири бросилась за ним, но страх будто не давал ей идти, толкал назад, и ей показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она догнала Тимона на мосту.