Оскар опустился на диван. Он-то думал, что история с Тесеем, царем Миносом и Ариадной – всего лишь старая сказка.

– Откуда тебе известно о Миносе? – насмешливо полюбопытствовал Гумбольдт.

– «Мифы классической древности» Густава Шваба, – пробормотал Оскар. – Я нашел эту книгу здесь, в вашей библиотеке. Только ее мне удалось одолеть от начала до конца. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я ее взял?

Гумбольдт потрепал его по плечу.

– Если это пополнило твое классическое образование, я вовсе не против. Но убедительно прошу – обращайся с Густавом Швабом поаккуратнее, это уникальное первое издание!

Оскар смутился, но, к счастью, вернулась Шарлотта, неся перед собой небольшой ящичек с раструбом на передней панели, массой кнопок и светящихся индикаторов. Это и был лингафон – создание ученого, намного опередившего свое время.

Гумбольдт взял прибор и попросил капитана накинуть на шею кожаный ремень, соединенный с ящичком. Затем надел на него наушники и указал на раструб, в который следовало говорить. Фогиацис выглядел озадаченным, но после того, как Никомедес растолковал ему, что аппарат необходим для перевода с греческого, успокоился. Гумбольдт проверил, верно ли расположен прибор и включил его. Раздался негромкий свист. Капитан вздрогнул.

– Не беспокойтесь, – мягко произнес Гумбольдт. – Аппарат нуждается в настройке. Будьте любезны, посчитайте от одного до десяти!

– Эна, дио, триа… – начал отсчитывать по-гречески Фогиацис.

Гумбольдт взглянул на световые индикаторы и удовлетворенно кивнул.

– Прекрасно, – сказал он. – Теперь мы сможем полностью понять друг друга.

Брови капитана взметнулись вверх.

– Это… это просто невероятно, – прозвучал из лингафона голос моряка. – Оказывается, я вас понимаю, а ваш голос звучит так, будто вы находитесь прямо в моей голове. Ставрос, ты тоже должен это услышать!

Он снял наушники и протянул молодому человеку.

У Оскара изумление посетителей вызвало улыбку. Он еще не забыл, как сам впервые столкнулся с лингафоном. Тогда все происходящее показалось ему волшебством.

– Невероятно, – произнес Никомедес, услышав, как в наушниках звучат на немецком слова капитана, говорившего по-гречески. – Это изобретение на десять голов превосходит фонограф прославленного американца Эдисона. Почему бы вам не представить его на Всемирной выставке в Чикаго? Вы, несомненно, получили бы высшую награду.

Гумбольдт отмахнулся:

– Награды меня интересуют меньше всего. Довольно и того, что прибор вполне справляется со своей задачей. Но теперь пора вернуться к вашей истории. Почтенный капитан, поведайте нам во всех подробностях – что случилось с вами в ночь кораблекрушения?

5

В это же время в Афинах

Дом располагался на холме, высоко над кварталами древнего города. Великолепный, как дворец, он был окружен роскошным садом цветущих апельсиновых деревьев и полон благоухания кипарисов. Прямо напротив фасада особняка, в каких-то двух километрах, в безоблачное небо устремлялись мраморные колонны Афинского акрополя. Ласточки и стрижи кружили вокруг храма Афины Паллады – Парфенона, наполняя воздух резкими криками. В открытые окна проникал густой аромат роз, вдали слышался перезвон церковных колоколов, зовущих прихожан к службе.

Пожилой господин задернул шторы и заковылял обратно к письменному столу. Его голова, сидящая на тонкой, морщинистой, как у черепахи, шее, казалось, весит пару центнеров. Жидкие волосы, обрамляющие внушительную плешь, походили на лавровый венец.