Девушка поднесла птице немного корма на ладони. Та мигом все склевала.

Оскар с отвращением взглянул на неопределенного цвета гранулы в жестяной банке.

– Я все никак не спрошу: чем это вы все время пичкаете Вилму? Выглядит просто отвратительно.

– Специальный корм. – Шарлотта дала птице еще одну гранулу. – Смесь из сушеной моркови, овсяных хлопьев и пчелиного маточного молочка.

– Пчелиное молочко? Это еще что за зелье?

– Вещество, которым медоносные пчелы вскармливают свою матку, – пояснил Гумбольдт. – Высококонцентрированная смесь жиров, белков, минералов и микроэлементов.

– И что за польза от такого корма?

– Он способствует развитию интеллекта. Мы убедились, что такое питание оказывает стимулирующее воздействие на те участки мозга, которые ответственны за речь. Не желаешь попробовать?

– Нет уж, спасибо.

Обе девушки засмеялись.

Ученый установил стул посреди каюты.

– Ну что ж, давайте попробуем.

Шарлотта проверила, хорошо ли закреплен прибор, а затем включила его. Раздался короткий звуковой сигнал, вспыхнула зеленая лампочка.

– Порядок, – сказала Шарлотта. – Теперь можете поговорить с Вилмой.

Ученый значительно откашлялся.

– Вилма? Ты меня понимаешь? Я – Гумбольдт.

Птица внезапно прекратила клевать корм и уставилась прямо в глаза ученого. В свете лампы ее глазки-пуговки красновато светились.

– Да, – прозвучал из прибора металлический голос. – Большая черная птица… Я хорошо понимать.

У Гумбольдта глаза полезли на лоб.

– Ну и дела… – развел он руками. – Вы слышали?

– Еще бы, – ответил Оскар.

– Но ведь это просто поразительно!

Гумбольдт приблизился к птице, которая ни на секунду не спускала с него глаз.

– Дай мне немного корма, – прозвучал голос из раструба.

Шарлотта протянула дяде банку, и Гумбольдт вынул оттуда две гранулы.

– Гляди, Вилма. Сколько гранул у меня в руке?

– Две.

– Хочешь их получить?

– Да. Вилма хотеть. – Длинный клюв слегка приоткрылся. – Вилма голодный.

Гумбольдт отдал птице обе гранулы и тут же обратился к девушкам:

– У меня нет слов! Вам удалось то, в чем я терпел поражение за поражением. Как вы этого добились?

– Возможно, твоя ошибка состояла в том, что ты принимал за основу строй нашего языка, – сказала Шарлотта. – Но любой из человеческих языков слишком сложен для животного. Вилма все воспринимает как строго определенные сигналы, она не в состоянии оперировать образами и понимать иронию. Она как совсем маленький ребенок – ограничена непосредственным опытом. Поэтому при калибровке звуковой катушки мы действовали от противного: ставили перед Вилмой всевозможные задачи и записывали то, как она на это реагирует. Убедившись, что записан весь ее звуковой «репертуар», мы занялись подбором равнозначных понятий в человеческой речи. После этого оставалось как можно компактнее перенести запись на звуковую катушку… и все!

Голос Шарлотты зазвенел от гордости.

– Океания сама собрала всю схему. Это была колоссальная работа – можешь представить, как трудно было разместить все узлы в таком маленьком объеме. Но мы хотели, чтобы Вилма могла свободно бегать повсюду. – Она указала на второй лингафон. – Кроме того, мы снабдили оба прибора передающим и приемным устройствами, так что теперь возможна беспроводная связь между ними.